Сегодня?

Джулиет

Марк — Джулиет

Да!

М.

Джулиет — Марку

Отлично! Жаль, конечно, критика. Эти билеты редки, как куриные зубы.

Джулиет

Марк — Джулиет

Критик обойдется стоячими местами. Напишет, как опера вдохновляет бедняков и т. д. и т. п.

Заеду за тобой в семь.

М.

Джулиет — Эбену

3 марта 1946 года

М-ру Эбену Рамси

Лепомье

Кале-лейн

Сент-Мартинс, Гернси

Дорогой мистер Рамси!

Очень благодарна, что Вы поделились со мной воспоминаниями о немецкой оккупации. В конце войны я тоже обещала себе, что больше никогда не буду о ней говорить. Я жила ею шесть лет и мечтала занять мысли чем-то — чем угодно — другим. Но это все равно что мечтать превратиться в другого человека. Война — часть нашей жизни, никуда не денешься.

Я рада, что Ваш внук Илай вернулся. Он живет с Вами или с родителями? Вы совсем ничего о нем не знали во время оккупации? И еще: все ли гернсийские дети вернулись одновременно? Какое счастье, если да!

Не хочется одолевать Вас вопросами, но если не трудно, ответьте на несколько. Мне известно, что Вы — участник ужина с жареной свиньей, который послужил причиной создания клуба любителей книг и пирогов из картофельных очистков. Но откуда у миссис Моджери вообще взялась свинья? Как можно спрятать такое большое животное?

И до чего храбро перед лицом опасности повела себя Элизабет Маккенна! Потрясающая находчивость, переполняющая меня беспомощным восхищением. Вы все, должно быть, очень беспокоитесь: прошли месяцы, а от нее ни слова. И не теряйте надежду! Я знаю от друзей, что Европа сейчас — большой разворошенный улей, тысячи и тысячи людей не могут добраться до дома. Один мой старый и добрый друг, которого в 1943 году сбили в Бирме, в прошлом месяце неожиданно объявился в Австралии — не в лучшем виде, но живой, а главное, рассчитывающий таким остаться.

Еще раз спасибо за письмо.

Искренне Ваша, Джулиет Эштон

Кловис Фосси — Джулиет

4 марта 1946 года

Дорогая мисс!

Вначале я не хотел ходить на книжные заседания. У меня на ферме полно работы, так зачем тратить время на истории о придуманных людях — как они обделывают свои придуманные дела.

Но в 1942 году я начал ухаживать за вдовой Хьюбер. Мы ходили гулять, и она всегда шла на пару шагов впереди и даже не разрешала взять ее за руку. А Ральфу Марчу разрешала, и я понимал, что мои ухаживания ей неинтересны.

Ральф жуткое трепло, когда выпьет, и он на всю таверну заявил: «Женщины любят стихи. Шепни им на ушко изящное словечко, и они тают — растекаются лужицей по траве». Некрасиво так говорить о дамах. Я сразу понял, что в отличие от меня, вдова Хьюбер ему нужна не сама по себе, а ради коровьего пастбища. И подумал — она хочет рифм? Она их получит.

Пошел в книжный к мистеру Фоксу, попросил любовных стихов. У него тогда книжек мало осталось: народ покупал на растопку. Когда он узнал, то закрыл магазин навсегда. Короче, выдал он мне какого-то Катулла. Был такой римлянин. Он знаете что писал в своих сочинениях? Я бы в жизни такого не сказал приличной женщине.

Он желал одну даму, Лесбию, а та согласилась было разделить с ним ложе, а потом отвергла. Не удивляюсь — не понравилось ему, видите ли, что она гладила своего коричневого воробушка. Приревновал к птахе. Побрел домой и ну писать, как ему тоскливо на это глядеть. Ужасно разобиделся, а после вообще разлюбил женщин и писал про них стихами всякие гадости.

К тому же он был жадюга. Одна падшая женщина попросила у него денег за услуги, так он ее, бедную, припечатал:

Это называется про любовь? Я так и сказал другу Эбену: с рождения столько злобы не видал. А он говорит: ты не тех поэтов читаешь. Отвел к себе в коттедж и дал книжку, стихи Уилфреда Оуэна [13] . Тот был офицером в Первую мировую, знал, что к чему, и вещи называл своими именами. Я тоже воевал под Пасченделом и видел все то же самое, но никогда не сумел бы сам так написать.

После всего этого я решил: в поэзии что-то есть. Начал ходить на заседания и очень рад, не то так и не прочел бы Уильяма Вордсворта. Многие его стихи я выучил наизусть.