Через две недели Никодимов с чемоданом стоял перед дверью, обитой серым дерматином, и не решался нажать кнопку звонка.

Но все оказалось не так страшно. Алла Ивановна встретила его радостно, как дорогого гостя. Освободила ему комнату, к его приезду испекла наполеон.

Вечером пришли Лялечка и Галечка.

Лялечка все больше молчала и шумно втягивала из блюдечка чай. Галечка много смеялась и съела почти весь наполеон.

Алла Ивановна купила билеты в цирк и «Сатиру». Лялечка тоже оказалась в отпуске – какое совпадение! В цирк и театр они пошли вдвоем, а после театра гуляли по Москве. Лялечка все больше молчала и смотрела на Никодимова с легким пренебрежением. Он чувствовал себя неловко.

Вечером шушукались на кухне с Аллой Ивановной.

– По-моему, я ей не нравлюсь, – жаловался Никодимов.

– Что вы! – горячо возражала Алла Ивановна. – Она в вас влюблена! Просто у девочки хорошие манеры – не вешаться же вам на шею, Петр Степанович!

Никодимов соглашался и тяжело вздыхал.

Квартира ему нравилась – тихо, прохладно, спокойно. На полу – ковры, на стенах – картины. Стряпня Аллы Ивановны тоже подходила – первое, второе, компот. Вечером – булочки к чаю.

К Москве Никодимов тоже стал привыкать, и она ему даже стала нравиться.

– Гигант-город, – с восторгом говорил он. – Мегаполис!

По ночам слышал, как на кухне Алла Ивановна шушукалась с Лялечкой.

«Мозги вправляет», – понял Никодимов.

Через две недели Алла Ивановна строго посмотрела на Никодимова и спросила:

– Ну а дальше-то что? Какие у вас, так сказать, Петр Степанович, планы?

Никодимов признался, что робеет перед Лялечкой и все не решается ее обнять.

– Это все ерунда, – отрезала Алла Ивановна. – Завтра сделайте предложение – и все само собой образуется.

Никодимов испуганно кивнул.

Вечером он пришел с цветами и тортом. Все сели ужинать. Никодимов уже доедал азу с овощами, но все молчал. Алла Ивановна бросала на него испепеляющие взгляды. Никодимов молчал. Алла Ивановна стала нервно покашливать. Никодимов пил компот и молчал. Алла Ивановна все взяла в свои руки.

– С чего бы у нас цветы и торт в будний день? – удивилась она.

Никодимов собрался с духом, встал, крякнул, поднял пустой стакан от компота и произнес почему-то глухим басом:

– Прошу у вас руки вашей дочери. Лялечки, – уточнил через минуту Никодимов.

Алла Ивановна ойкнула и всплеснула руками. Лялечка дрожащей рукой поставила на стол чашку и скорбно поджала губы. Галечка расплакалась и бросилась в свою комнату. Этого, правда, никто не заметил.

Алла Ивановна поднялась со стула, обняла Никодимова и поцеловала его во вспотевшую плешь. Соединила его и Лялечкину руки, благословила и счастливо повторяла:

– Вот и миленько все, вот и чудненько!

Свадьбу сыграли потихоньку, по-семейному. Настоял Никодимов. Алла Ивановна, конечно, хотела развернуться по полной. Чтобы все гости и все знакомые, чтобы сослуживцы, чтобы все видели и утерли носы. Но Никодимов был тверд как скала. И денег было жалко, да и вообще как-то неловко.

После свадьбы Никодимов переехал в комнату к Лялечке. Лялечка была по-прежнему суха и строга. Спать ложилась в пижаме и теплых носках. Через месяц после свадьбы Лялечка сказала Никодимову, что «это» ее мало интересует и чтобы Никодимов не мешал ей спать. Никодимов обиделся и лег «валетом». Лялечка презрительно хмыкнула и брезгливо отвернулась к стене.

Алла Ивановна устроила Никодимова в ЖЭК инженером – денег немного, но работа не пыльная и возле дома. Обедать Никодимов ходил домой. Жизнь была, ясное дело, не расчудесная, но тихая и сытая, уж точно лучше той, прежней. Лялечка все читала и перед сном вежливо желала Никодимову «спокойной ночи».

Алла Ивановна, конечно же, все понимала. Боялась, что Никодимов сбежит, и ублажала его, как могла: брала только половину зарплаты, пекла пироги, покупала ему носки и рубашки, достала чешский костюм и югославские полуботинки. На 23 Февраля подарила польский одеколон. Старалась не на шутку. А Никодимов сбегать и не собирался – он вполне прижился и вполне был доволен жизнью.

Как-то в марте Алла Ивановна почувствовала себя неважно. «От Галечки заразилась», – подумала она. Галечка хворала ОРЗ уже пятый день.

Алла Ивановна ушла с работы с обеда. Тихо открыла ключом дверь, чтобы не тревожить больную Галечку. На цыпочках зашла в квартиру. Стала осторожно снимать ботики, как вдруг услышала странные звуки из Галечкиной комнаты – вскрики, сопение, бормотание.

Алла Ивановна схватилась за сердце: «Плохо ей!» – и сделала шаг к комнате младшей дочери. И в эту самую минуту услышала приглушенный мужской смех. Алла Ивановна юркнула в свою комнату. В эту самую минуту дверь Галечкиной комнаты распахнулась, и из нее выскочил абсолютно голый Никодимов. Алла Ивановна вскрикнула и закрыла рот рукой.