Муж смотрел на нее с тихим ужасом.

– Лен, что происходит? – наконец спросил он.

– Все нормально. – Она попыталась улыбнуться. Получилось, правда, неважно.

– Ну я же вижу! – настаивал муж. – С тобой определенно что-то происходит. Ты больна? Или у тебя неприятности? Я же с ума схожу, ты пойми! Ты не ешь, не спишь, я слышу, как ты ночью ворочаешься и вздыхаешь, как шатаешься по квартире. Плачешь. Что случилось, Лен? Не пора ли сказать правду?

«Правду! – подумала Лена. – Ты бы от этой правды в два счета собрал чемодан и не оглянулся. И у такой матери еще бы и детей забрал».

– Просто устала, – отмахнулась она. – Не беспокойся. Ей-богу, ничего страшного.

– Не верю, – настаивал муж. – Ты просто превратилась в тень отца Гамлета. Я очень хорошо тебя знаю. Что-то обязательно должно было случиться, чтобы ты так потеряла покой. Ты точно здорова?

Лена устало кивнула:

– Точно здорова. Просто устала.

– От чего? – недоумевал муж. – Отдохнула на Кипре. Почти все лето в деревне. Потом этот карантин почти три недели. Может, на работе неприятности? Ты скажи мне только, ради бога, правду! И мы все решим сообща. Как всегда. И тебе станет легче.

– Есть немножко, на работе, – ответила Лена. – И еще, знаешь, видимо, началась перестройка организма, – смущенно добавила она.

– В каком смысле? – не понял муж.

– В смысле климакса, уж извини за подробности. Нервы ни к черту. Все раздражает. Плохой сон и аппетит.

– Не рановато? – усомнился Сережа.

– Сорок лет. Уже пора. Сейчас климакс помолодел. Экология, динамика жизни. Нервы, продукты.

– А ты была у врача? – не унимался муж.

– Да, он мне все так и объяснил, – вдохновенно врала Лена.

– Ну, слава богу! – почти успокоился муж. – А то я совсем растерялся. Ну ты хоть попей что-нибудь. От нервов. А то совсем с катушек съедешь.

Лена кивнула.

«Как я научилась врать! – с ужасом подумала она. – Просто виртуозно. За всю жизнь столько не врала, сколько за последние три месяца. И близко познакомилась с муками совести. Так близко, что врагу не пожелаешь. Действительно, как сказал кто-то из великих, самое большое несчастье – это больная совесть».

Она считала дни до приезда Славы, сходила с ума от того, что приближались Новый год и приезд Таниной снохи. Потом она успокаивала себя, что эта сноха – деревенщина и ничего не заподозрит. Потом она думала о том, что, по словам Эллы, эта Лариска – въедливая, как пиявка. И обязательно захочет проверить драгоценности на подлинность, чтобы в очередной раз умыть глупую дуру свекровь и показать ее сынуле, на что уходят его потом и кровью заработанные денежки. И какая идиотка, транжирка и лохушка его любимая мамаша.

Эта Лариска снилась Лене в кошмарах. На суде она кричала, что Лене надо дать десять лет за обман государства и бедной старушки пенсионерки.

Утром, на трезвую голову, Лена понимала, что ни до какого суда дело, конечно, не дойдет – побоится обнародовать свои доходы сама Лариска. А вот деньги, скорее всего, придется вернуть. С моральной компенсацией. Как тому мужику. А как поведет себя Слава – непонятно. Может, и вовсе откажется от знакомства с Леной. Кому охота денежки возвращать?

В общем, каждый день Лена вздрагивала от звонков в дверь – ждала милицию или бандитов. Неизвестно, что лучше. Начали трястись руки и дергаться глаз.

Новый год надвигался. Надо было купить подарки детям, свекрови и мужу, закрыть в школе четверть и подготовиться с детьми к капустнику. Дела немного отвлекали. Но как только она оставалась одна…

Лена подумала, что надо бы съездить к Элле и поздравить ее с Новым годом. Она-то точно ни в чем не виновата. Принести какой-нибудь новогодний сувенир, коробку конфет и цветы. Но тут же отказывалась от этой мысли – смотреть Элле в глаза будет невыносимо. «Просто позвоню», – думала она.

Тридцатого Лена наконец взяла себя в руки: поставила варить овощи для оливье, замариновала курицу и сделала любимый всеми лимонный пирог. Сережа принес елку, и дети радостно ее наряжали. Лена стояла в проеме двери и думала о том, как три месяца назад она была абсолютно и безоговорочно счастлива. Тридцать первого разобрали большой стол, постелили белую скатерть, и все дружно принялись доставать парадную посуду.

– Лучше мы сами, – сказал муж, забирая из Лениных рук хрустальный бокал для шампанского. – А то еще кокнешь, – улыбнулся он, – а бокалы исторические, подарены на свадьбу.

Лена вышла на кухню, тихо заплакала и подумала: «У меня такая замечательная семья – и дети, и муж. А я сама все испортила».

Она посмотрела на часы, взяла телефон и набрала Эллин номер.

– С Новым годом! – Лена попыталась говорить веселым и беспечным голосом. Она пожелала Элле здоровья, благополучия и душевного покоя. Та с иронией комментировала Ленины пожелания. Разговор уже пора было сворачивать, как вдруг Элла сказала:

– Ой, Лен, а я совсем забыла. – Она замолчала и тяжело вздохнула. – Таньку-то Лосеву мы похоронили.

– Как? – вскрикнула Лена.

– Да вот так. Тринадцатого декабря ее машина сбила. Насмерть, прямо у дома, на Тверской. – Элла опять вздохнула. – Вот так-то. Все было у человека – и здоровье, и деньги. Весь мир у ног, живи – не хочу. И вкуса к жизни она не потеряла: и тряпки новые покупала, и цвет волос меняла раз в полгода. И платье сшила к Новому году. Под те аметисты. Всех убить хотела. А видишь, как вышло. Человек предполагает, как говорится… Жалко ее – неплохая баба была. Невредная. Богатством не очень кичилась – в меру. Похоронили ее, конечно, по-царски. Сынок постарался. Все честь по чести. Отпевали в Елоховской. Гроб полированный, с бронзой. Только ей уже точно все равно. А если бы знала – была бы довольна. – Элла усмехнулась и вздохнула: – А в Марбелью я так и не съездила. Ну, да черт с ней. Весной поеду в Юрмалу, в санаторий. Вот такие дела, Лена.