Шрифт:
— Правда? — спросил господин Димпфельмозер.
Госпожа Хубодок кивнула и за рукав потянула его к себе.
— Сядьте-ка сюда, на мое место. Будет лучше, если отныне вы сами будете следить за обоими. Но не толкните стол, иначе все пойдет прахом!
Господин Димпфельмозер стал олицетворением осмотрительности. Столь бережно он за всю вою жизнь еще ни за один стол не садился.
— Браво! — сказала госпожа Худобок. — А теперь пристально вглядитесь в шар — что вы видите?
Сначала господин Димпфельмозер видел в хрустальном шаре одно лишь голубоватое мерцание, однако постепенно изображение в нем начало вырисовываться и быстро становилось все четче — и в самом деле, вот он уже смог распознать Касперля и Сеппеля, когда они как раз переходили через мост. Он также услышал их шаги, а когда навострил ушц то даже разобрал, о чем они между собой говорили.
— Ну, как вы это находите, голубчик? — спросила госпожа Худобок. — Не слишком ли много я вам наобещала?
Восторг господина Димпфельмозера не знал предела.
— Это, я считаю, просто великолепно! — воскликнул он. — Хотценплотц лопнул бы от ярости, если б узнал, что полиция ведет наблюдение за Касперлем и Сеппелем с помощью вашего хрустального шара!
Вперед, шагом марш!
Когда мост через Мшистый ручей остался позади, Касперль и Сеппель почувствовали, будто ноги их с каждым шагом становятся на полфунта тяжелее. Они предпочли бы сейчас немедленно повернуть назад.
Чтобы придать себе смелости, они затеяли игру в словесные выкрутасы. Это была одна из их любимейших игр. Касперль начал первый.
— Ты страшишься хазбойника Плотценротца? — спросил он.
— Я? — переспросил Сеппель и постучал себя пальцем по шляпе. — Да у этого типа вместо бозгов мулыжники!
— Или тохмотья от люфяка!
— Неизвестно еще, что лучше. В любом случае он старая бурья дашка!
— Крупный согатый ркот, как кишется в пнигаях!
— Солова из голомы!
— Тлабак и сряпка!
Чем дольше продолжали они игру и чем больше обидных кличек для Хотценплотца они выискивали и произносили, тем легче становилось у них на душе.
Когда они приблизились к старому каменное кресту, к ним снова вернулось их прежнее шаловливое настроение.
— Стой! Ни с места!
Со вскинутым пистолетом на изготовку, Хотценплотц выскочил из-за кустов позади каменного креста, на сей раз опять в своем разбойничьем одеянии и черной шляпе, увенчанной загнутым пером.
— Вы одни явились?
— Вы же сами видите, — сказал Касперль, а Сеппель торжественно добавил:
— Кот влянусь кареными жолбасками!
— Ага! — вскричал Хотценплотц. — Ты вздумал надо мною смеяться, босяк? Это что за чушь ты несешь?
— Ох, прошу прощения! — покраснел Сеппель. — Я, конечно, хотел сказать: вот клянусь жареными колбасками — мы действительно пришли одни!
— Прекрасно, — проворчал Хотценплотц. — А деньги?
— Деньги здесь внутри, — сказал Касперль и побренчал жестяным бидоном. — Пятьсот пятьдесят пять марок пятьдесят пять пфеннигов мелочью.
— Пересчитаем!
— Как пожелаете. Мы, правда, уже пять раз считали — однако извольте!
Сеппель снял с головы шляпу, а Касперль высыпал в нее все деньги. Затем они, отсчитывая отдельно, монетку за монеткой, все переложили в бидон обратно. Хотценплотц пристально следил за их пальцами и считал вместе с ними, пока все не было пересчитано до последнего пфеннига.
— А теперь, — сказал Сеппель, — теперь верните нам, пожалуйста, бабушку!
— Бабушку? — притворно изумился Хотценплотц. — На каком основании?
— Потому что вы обещали нам это. — Касперль извлек из кармана штанов письмо. — Здесь же красным по белому написано!
— Что я отпущу бабушку? — Хотценплотц взял письмо у него из рук. — Вы, наверно, хорошо читать не умеете, а? Здесь нет ни слова об освобождении! Я только обещал вам, что вы снова увидите ее живой, если принесете деньги…