— Сейчас, еще минуту, — ответил Жюльен и, подойдя к Жилю на расстояние двух-трех метров, обнажил кинжал. Затем вдруг резко склонился и клинком начал чертить на земле замысловатую ромбовидную фигуру, то ли нашептывая молитву, то ли взывая к сверхъестественным силам.

— Живым тебе отсюда не уйти, — с дрожью в голосе принялся угрожать Жиль, в то время как Огюст продолжал держать его на прицеле, а Жюльен, погруженный в свое занятие, рисовал на земле следующую фигуру, такую же, как первая. — Ну что, свиделся с папочкой? Не слишком ли поздно? Он тебе сказал, кто я? Что я заботился о нем и опекал на протяжении последних месяцев? Что единственный из семьи не бросил на смертном одре? Да что ты там бормочешь, черт побери?! — воскликнул Жиль в отчаянии, что никто не обращает внимания на его слова. В тот миг в окошко пробились первые лучи солнца. Жюльен, словно повинуясь знамению, обернулся на противоположную стену, посмотрел на отобразившуюся на ней тень Жиля, и, беспрерывно шепча, закончил третью фигуру. — Я могу узнать, зачем ты здесь? Недорого ты ценишь свою жизнь, Безымянный. И что за дьявольщиной ты занимаешься?

Жюльен медленно поднялся. На лице у него застыла спокойная решимость, а возможно, даже презрение к смерти. Он всматривался в нацарапанные им изображения. Случайный зритель мог бы принять их за детские каракули. Однако комбинация трех знаков словно излучала смертоносные флюиды, способные заставить содрогнуться от ужаса самого бесстрашного воина, а искушенный наблюдатель понял бы, что перед ним магические символы глубинных — теллурических — сил Земли. Жюльен подошел к стене и на том месте, куда отбрасывала тень фигура Жиля, нацарапал кинжалом еще один ромб — такой же, как три предыдущих. Затем из кучи оружейно-сельскохозяйственного хлама выхватил ржавое копье, ладонью другой руки выковырнул у себя из-под ног пригоршню земли и вновь приблизился к Жилю.

— Его уже не нужно держать на прицеле, Огюст. Разряди ружье, примкни штык и отдай ему, — голос Жюльена звучал безжизненно-холодно.

Огюст, с изумлением глядя на кулак друга, сжимавший горсть земли, шепотом произнес:

— Заговор заклятия души… Она тебя ему научила…

— Делай, что говорят, — приказал Жюльен.

Давние враги стояли теперь друг против друга. Их разделяли всего три или четыре метра. Жюльен поднял руки, согнутые в локтях, на уровень глаз. В одной у него была горсть земли, в другой — копье. Слегка наклонив голову вперед, он сверху вниз пристально смотрел на противника, который под его взглядом, казалось, хотел вжаться в стену. Огюст передал Жилю ружье.

— Зачем я здесь? — Жюльен повторил вопрос Жиля и, чеканя каждое слово, продолжил: — Затем, чтобы выполнить клятву и нарушить обещание. Когда-то я пообещал твоему отцу, что не трону тебя пальцем. Но спустя годы я поклялся себе прикончить тебя как бешеную собаку. К несчастью, данные мною обещание и клятва — взаимоисключающие вещи.

— Что ты собираешься сделать?! — воскликнул Жиль, выдвинув перед собой руки и потрясая ружьем. — Погоди… Я предлагаю выгодную сделку. Прибыль поделим по справедливости — пополам…

— Этого мало.

— Ну, если так, я могу… Я скажу ему, что ты его сын, а я всего лишь ломал комедию. Я уступлю тебе свою часть наследства… Мы все уладим.

— Мышьяком травят только крыс и таких, как ты, Жиль. Но не беззащитных родителей.

— Тогда скажи, чего тебе надо!.. Не молчи… говори же! — взмолился тот почти беззвучно.

Жюльен глубоко вздохнул и на вопрос ответил вопросом:

— Ты можешь вернуть здоровье моему отцу? А своему — жизнь?

— Твоему отцу? — соображал Жиль в смятении. — Я попытаюсь. Да, обещаю. Дай попробовать. Он ведь убежден, что я — его сын.

— Ты ошибаешься, Жиль. Он знает, кто ты. Тебе не удалось его обмануть.

Жиль застыл, точно парализованный, судорожно вцепившись побелевшими пальцами в ружье.

— Ублюдок! Ты всегда мне мешал… — У него дрожали губы. — Это ты находился здесь безотлучно, сутки напролет, скрашивая постылые дни изгнания, дыша зловонным воздухом, зараженным миазмами от заживо разлагающегося тела, и безропотно выслушивая одни и те же истории о ратных подвигах на полях сражений?..

Вместо ответа Жюльен крепче сжал копье, другую руку поднес к губам, поцеловал кулак, медленно раскрыл его и, глядя в упор на Жиля, тонкой струйкой высыпал землю себе под ноги, нашептывая при этом что-то наподобие заупокойной молитвы. Затем перехватил древко оружия в обе руки. И в тот же миг Жиль, в припадке безудержной ярости, ринулся на него.

Жюльен, умело орудуя копьем, парировал атаку — штык прошел мимо, и ружье вылетело из рук Жиля. Безоружный и еще более разъяренный, он в исступлении набросился на противника, вложив в эту отчаянную попытку всю свою ненависть к тому, кто будто нарочно родился, чтобы всегда вставать у него на пути. Жюльен и на сей раз оказался ловчее — он схватил Жиля за горло и заставил отступить к столбу.

— Ну, нет… Не дождешься, — злобно хрипел, стараясь высвободиться, Жиль. — Не такого я заслуживаю конца!

— Ты так ничего и не понял? Я здесь ради того, чтобы восстановить справедливость, — спокойно изрек Жюльен и, полагая излишними иные объяснения, пронзил Жиля копьем.

Пригвожденный к столбу, тот испустил слабый стон, и изо рта у него ручьем хлынула кровь. Тем не менее он силился что-то сказать.

— Ты… сам того не подозревая… оказываешь мне огромную услугу… — бормотал Жиль, истекая кровью. — Наконец… я воссоединюсь… со своей матушкой.