Шрифт:
Та-ак! Значит, если я не возьму этих гавриков на службу, они немедля отправятся сеппуку совершать? Не, блин, нормально! Хорошо устроились…
А может, и в самом деле: послать Егора — пусть последнему башку снесет?! Девятка безучастно, словно скульптурная группа, стоит, ожидая решения… Нет, пожалуй, я их все же возьму, вот только…
— Хорошо. Пусть эти люди служат мне. Но только если они перейдут в православие…
Я не успеваю закончить, как переводчик бросает девятерым что-то короткое, повелительное. Все девятеро рявкают «хай!» [46] и дружно извлекают из-под кимоно нательные крестики. В зале разносится странный речитатив:
46
Да! (яп.).
Мать моя датчанка! Да они ж «Отче наш» шпарят! И довольно уверенно. Но до чего ж забавно!..
…Хреб нась насусьный даздь нам днесь! И остави нам дорги наси…Блин, вот это номер! Ладно, все, убедили: беру! И с Мацухитой помирюсь…
…И не введи нась во искусение, Но избави нась ат рукавого. Аминь.47
В японском языке отсутствуют звуки «л», «ш», «щ», а кроме того, существуют собственные правила смягчения согласных.
Аминь-то аминь, да вот чего ж делать-то? Серега Платов спит и видит, как показательно выпорет японцев. Как только очистится ото льда залив Петра Великого — Сингапурский и Владивостокский крейсерские отряды объединят силы, и начнется у раскосеньких веселая жизнь! Одно радует — посланное к генерал-адмиралу судно вовремя доставило в Сингапур радиостанцию. И я успею отдать «стоп-приказ».
…Нась ради церевек и насего ради спадзения Ссседсяго с небес И вопротивсегося от духа Свята и Марии девы И воцеровецисися…Ух, ты! Они уже «Символ веры» читают! Интересно, они мне тут весь молитвослов с псалтырем выдадут, или все-таки у них есть кнопочка для остановки?
…И паки грядуссяго со славою судидзи дзивым и мертвым, Его дзе царствию не будет конца. И в духа святаго, госьпода дзивотворяссяго, Изе от отца исходяссяго, Изе со отцем и сыном спокраняема и сравима, грагорявсего пророки. Во едину святую, соборьную и апоссорьскую црковь. Исповедую едино крессение во оставрение грехов. Цяю воскресения мертвых, и дзизни будуссяго века. Аминь.Слава тебе господи, вроде кончили… А то бы еще чуть-чуть, и хохотать бы мне до завтрашнего ужина. Могу себе вообразить: «…о Твоих вериких брягодеяниих на нась бывсих, сравяссе Тя хварим, брягосревим…»
Глава 8
Рассказывает генерал от кавалерии
Павел Ренненкампф
Утро встретило бьющим в глаза ярким солнечным светом и прохладой. Денщик Семен распахнул шторы в спальне, вестовой Никанор сдернул с меня одеяло. В дверях застыл ординарец — гродненский лейб-гусар Иван Сидорин. Вот и выспался! Этим троим мучителям глубоко наплевать, что я вчера, а вернее — сегодня, только в три часа пополуночи спать лег. Вернее сказать: провалился и забылся…
…Вот уже пятый месяц как я в Польше. Работа адова. Раньше как-то никогда не задумывался, сколько поляков нас ненавидит. Теперь знаю: все. Все!
Нет на свете ни одного, рожденного под сенью крыл «Белого орла», [48] ни одного, хоть раз произнесшего: «Jeszcze Polska nie zginkia», [49] кто относился бы к России без лютой, фанатичной ненависти. И эту ненависть я прочувствовал на собственной шкуре!..
…Семен подпрыгнул и попытался достать меня подъемом стопы. Ага! Как говаривал однажды государь: «Бог дал человеку ноги, чтобы на них стоять, а не чтобы ими размахивать!» Перехватив ударную конечность, я вписался в движение и от всей души швырнул своего денщика-телохранителя, сопроводив бросок чувствительным пинком. Семен в полете попытался перегруппироваться, но времени ему не хватило, и он кубарем покатился по полу. Пока он не опасен. Оглядываюсь: Сидорин поймал Никанора на удушающий захват, так что и второго противника наша пара вывела из строя. Бой окончен…
48
Белый орел — национальный символ Польши.
49
«Еще Польша не погибла» — слова национального гимна Польши.
— Закончили! — Два моих адъютанта: казачий сотник Дмитрий Гурьев и подпоручик Александр Армфельт оставили бесплодные попытки оторвать друг дружке головы. — Завтракать, друзья, завтракать…
Мы все сидим за одним столом. Так еще у государя повелось: вместе служим, вместе едим, вместе, коли доведется, и помирать будем. Никанор чуть задевает локтем Армфельта. «Сашенька» морщится: графу Армфельту еще непривычно завтракать за одним столом с нижними чинами. Ну, да лиха беда начало — когда-то и мне казалось это странным. Просто потом, когда в Иокогаме меня прикрыл собой атаманец, принявший предназначенную мне разрывную пулю, я понял: государь прав. Как всегда, прав. И теперь младший брат того самого урядника Гурьева служит у меня адъютантом. В прошлом месяце, когда в меня стреляли в Театре Бельки, [50] именно Дмитрий захватил одного из террористов живьем. Видимо, мне на роду написано быть должником казаков Гурьевых…
50
Teatr Wielki — старейший музыкальный театр в Польше. Основан в 1833 году.
— Ваше превосходительство! — Сидорин протягивает мне какую-то бумагу. — Из КГБ велено передать. Незамедлительно…
Телеграмма? Ну-ну… Захвачены при попытке украсть оружие?.. Молодцы, что на месте не расстреляли… Так-так-так… гимназисты… чертовы мальчишки!..
— Ну-ка, Иван, пусть меня соединят с округом… Иосиф Владимирович? Ренненкампф. Этих захваченных допросить, выяснить все о семьях. Пусть свяжутся с местным управлением КГБ, возьмут казачков и арестуют всех их близких родственников. Всех до последнего человека. Самих задержанных и их отцов — выпороть на площади. Ударов по десять достаточно. И сразу после порки — на Транссиб. Что? Да, я тоже полагаю, что нужен циркуляр на будущее. Благодарю вас.