— Я хочу извиниться за свою вчерашнюю резкость, — сказала она. — Я устала с дороги… Однако мне не следовало срывать на вас свое плохое настроение.

Изумлению Рейли не было предела. Сначала сподобилась пошутить, а теперь извиняется. Чудеса, да и только! Может, его Джейн не так уж и плоха?

— Не извиняйтесь. Мне самому невероятно надоело наше путешествие, — ответил Рейли и тут же пожалел о своем признании. Он практически обвинил ее в том, что она наводит на него скуку. На самом деле так и есть, но нельзя же проявлять невежливость!

— Скажите, пожалуйста, какие у вас планы относительно меня. — Она, наконец, подняла голову и встретилась с ним взглядом.

— Относительно вас? — запинаясь, спросил он. Неужели потребует от него выполнения супружеских обязанностей?

— Если вы хотите оставить меня в Лондоне, то я бы предпочла вернуться домой или к Шарлотте.

Рейли сдвинул брови. О чем это она говорит?

— В Лондоне? Почему вы решили, что я оставлю вас в Лондоне? — К чести Рейли, эта мысль даже не приходила ему в голову. — Я понимаю, что у вас нет желания ехать в Нортумберленд, — сказал он, устраиваясь поудобнее. — Путешествие утомительное, но мне бы хотелось, чтобы мы поехали туда вместе. Мне понадобится моральная поддержка.

— Что значит моральная поддержка?

— Возможность поплакаться кому-нибудь в жилетку, — пояснил он, ударив себя в грудь в притворном отчаянии.

— Вы никогда не бываете серьезным?

— А зачем? У моих родителей хватает серьезности на всех. Это так скучно и, я полагаю, вредно для печени.

— А я считаю, более вредно сводить все к шуткам.

Рейли поднес к глазам лорнет и поинтересовался:

— Почему же?

— Потому что жизнь серьезна, — сказала она, покраснев, и отвернулась к окну.

Рейли чуть не выронил лорнет. Он был немного разочарован, что она не поддалась на его игривый тон. Что же такого серьезного могло произойти в жизни молодой девушки? — недоумевал он. Перенесла тяжелую болезнь в детстве? Но когда он бывал в доме у викария, она выглядела здоровой.

Много ли он вообще о ней знает? Неожиданно Рейли почувствовал себя виноватым. Ведь она стала его женой.

— Нет, Джейн, жизнь серьезна лишь тогда, когда ты сам делаешь ее таковой. Но давайте не будем ссориться. До Лондона еще несколько часов пути, расскажите мне о своих братьях и сестрах и вообще о своей жизни.

У него было двойное намерение: избежать неловкого молчания и узнать побольше о женщине, на которой он женился. Почему она так не похожа на свою родню? Если ему удастся ее разговорить, он сумеет изменить ее настроение, а заодно и свое. Он вдруг почувствовал, что ему хочется помочь этой слишком озабоченной девушке.

У него не было возможности осыпать ее подарками. К тому же Джейн явно не относилась к тем девушкам, которые жаждут их получать. Видимо, она презирает красивую одежду, раз снова облачилась в это ужасное коричневое платье. И положение в обществе ее вряд ли интересует.

Как же ей в таком случае помочь? Как стереть заботу с ее лица и расправить нахмуренные брови? Если уж он не сможет сделать ее счастливой, то, по крайней мере, попробует заставить эту девушку хотя бы улыбнуться!

Когда они въезжали в Лондон, Джейн почти охрипла. Никогда в жизни так много не говорила, подумала она, глядя в окно на город и удивляясь, как это Рейли удалось заставить ее рассказывать о своей жизни.

Сначала она заупрямилась: ведь раньше он ею не интересовался. Но муж сказал, что они «теперь вместе», и эти слова задели в ее душе какие-то струны.

Просьба Рейли ехать вместе немного успокоила Джейн. А когда он сказал, что не собирается оставлять ее в Лондоне, у нее вообще отлегло от сердца.

И она начала рассказывать. Сначала сдержанно, а потом все более свободно. Она сама удивилась тому, что рассказ доставляет ей удовольствие. Это ее даже немного смутило. Особенно то, что Рейли, известный своим остроумием и умением вести непринужденную беседу, оказался хорошим слушателем.

Она понимала, что такому человеку, как виконт, нет никакого дела до собаки Кита или кошек Кэрри, но он слушал с неподдельным интересом, а когда она останавливалась, вопросами вынуждал ее продолжать свой рассказ. Но самым невероятным оказалось то, что он знал по именам всех ее братьев и сестер и о каждом расспрашивал в отдельности. У него оказалась замечательная память, либо он действительно привязался к ним.

Время от времени Джейн начинала запинаться под пристальным взглядом его глаз, прикрытых тяжелыми веками. Она убеждала себя, что ей надо к этому привыкать, но пока чувствовала себя несколько неуютно. И старательно избегала его внимательного взгляда.

Его поза — а он полулежал на подушках сиденья — нервировала Джейн, особенно его рука в перчатке, покоившаяся на мускулистом бедре. Она помнила прикосновение его пальцев, когда он положил руки ей на плечи в доме родителей, и это беспокоило ее еще больше. Только хлыщ может так беззастенчиво развалиться на подушках. Настоящий джентльмен должен вести себя скромнее. Даже если перед ним всего лишь его жена!