— Элл и, — сказал он, — я тоже никак не мог поверить, что ты есть. Я тоже считал, что выдумал тебя.

В буржуйке потрескивал огонь. Мы лежат, завернувшись в одеяло и тесно прижавшись друг к другу. Ночной ветер укачивал нас в вышине, надо всем миром.

Но мы есть, и мы знаем об этом.

Любовь пахнет деревом и смолой

Теплым телом и корой

Любовь не знает границ

Между тобой и мной

Пробирается внутрь

В самую плоть

К древесным сокам

Хлещет через край

Смешивая потоки

Вбирает цвет крови и —

Ба-бах!!! — оглушительно взрывается!

Поздней октябрьской ночью

В густой дубовой листве

Под луной.

Любовь хочет все изменить.

Хочет точно знать,

Что теперь все не так, как прежде.

Потому что мы поселились

Друг у друга в снах.

Мы есть, даже если никто

Нас не видит

Даже если никто

В нас не верит

Потому что ты в моей чаше

А я — в твоей

Эти чаши ждали целую вечность

Когда их наполнят.

Существовать дальше

На следующее утро мы проснулись поздно. Так поздно, что было вовсе уже и не утро. Огонь в буржуйке погас, и мы очень долго не могли решиться вылезти из своих свертков. Мы лежали, а наши ладони путешествовали. Было так приятно скользить ладонями по худым плечам Ругера, вдоль длиннющего позвоночника, до самого последнего позвонка. Я осторожно трогала его — копчик, из которого и не думал расти хвост.

— Где ежик? — спросила я, вспомнив, что давно не видела его.

— Он стал беспокоиться, и я посадил его в рюкзак и спустился вниз. Может быть, у него есть семья, которая его ждет.

— Зимой ежи должны спать, — пробормотала я. — До холодов ему нужно успеть найти хорошую кучу листьев или что-нибудь такое.

— Наверное, поэтому он и спешил прочь.

Его пальцы осторожно гладили меня от макушки до самых пяток. Кончик его носа на мгновение замер у моего пупка. Мне было щекотно от его дыхания, а когда я засмеялась, стало совсем горячо.

Чуть дальше в парке было летнее кафе. К этому времени оно уже, разумеется, закрылось, но Ругер привел меня туда. Под досками веранды был спрятан ключ от подвальной двери.

Я стояла в нерешительности.

— Что нам здесь делать?

— Примем душ. Почистим зубы. Можешь взять мою щетку. А потом позавтракаем.

— Но это же не твой дом?

— Нет. Но я знаком с владельцем. Думаешь, иначе я ходил бы сюда?

— То есть, если нас заметят, это не будет считаться взломом?

— Никто нас не заметит.

— Но вдруг?

— Это не взлом. Мы просто пришли в гости.

Вдоль стен стояли мешки с пустыми бутылками из-под лимонада, но Ругер привычным движением нащупал выключатель лампы, а потом включил электробойлер. При звуке воды, бегущей по трубам, его лицо озарила улыбка.

Он взял меня за руку и открыл дверь в самом конце подвала. Там была душевая, туалет и умывальник. В углу стояла банка с кистями, на которых виднелись следы зеленой краски.

— Я помогал им красить этот домишко летом — нравится цвет?

Я улыбнулась. Ну разумеется: в какой же еще цвет Ругер мог покрасить дом, если не в цвет деревьев и травы? Зеленый снаружи и внутри.

Он достал из морозильника несколько булочек и поднялся по лестнице.

— Я приготовлю небольшой завтрак — можешь принять душ первой!

Я разделась и задернула шторку душевой. На ней были красные рыбы и желтые морские звезды. Я потрогала воду: сначала она казалась чуть ржавой, но потом посветлела. Я снова закрыла кран, чтобы вода еще немного согрелась, и посмотрела в зеркало над умывальником. Я разглядывала свое лицо, словно никогда раньше его не видела. С моими глазами явно что-то произошло. Обычно они напоминали две мутные лужицы неопределенного цвета — что-то между зеленым и карим. Теперь же они были скорее зелеными, чем карими, а зрачки чернели, как тоннели. Губы тоже переменились, хотя что именно с ними произошло, я не могла понять. Во всяком случае, они стали крупнее.

В запятнанном зеркале я увидела взгляд Ругера, внезапно возникшего у меня за спиной. Он положил руки мне на плечи и обнял за шею. Я смотрела прямо в отражение его глаз. Дна в них не видно, хоть даже встань на цыпочки.

Мы вместе вошли в душевую. Сначала я стеснялась: В домике мы скорее чувствовали, чем видели друг друга, а стоять без одежды в безжалостном свете лампочки — совсем другое дело. Наверное, и Ругер стеснялся: намыливался он, повернувшись ко мне спиной. Я тоже отвернулась и только протягивала руку за мылом. Но в душевой было тесно, и при любом движении наши тела касались друг друга. Я вздрогнула, когда его попа коснулась моей. Мы засмеялись, и от счастья дрожали не только наши ягодицы.