— Дай я умою тебя, — сказала Мэри Шарлотте, вытаскивая из кармана тряпку. — Мы идем к папе.

C каждым днем становилось все жарче, и Уилл все больше слабел. Мэри продала свои ботинки, чтобы купить еды, но он всегда съедал только несколько ложек, прежде чем провалиться в сон.

Когда Уилл просыпался, то лежал и смотрел на Мэри точно так же, как это делал Эммануэль. Уиллу было слишком тяжело разговаривать, но он улыбался, когда Мэри рассказывала ему истории о своих старых соседях в Фоуэе, о контрабанде пряжи, которые она слышала от отца, и вспоминала о пристани и о людях, которые там работали.

Каждый день в комнате умирало, по меньшей мере, двое, и их места быстро заполнялись. Когда Уилл спал, Мэри мыла других и давала им пить. Для нее не имело значения, были ли они местными, китайцами или голландцами. У всех было одинаково жалобное выражение глаз, и они уходили в иной мир не одинокими.

Монашки смотрели на Мэри как на сумасшедшую. И все-таки они иногда приносили Шарлотте яйцо или какой-нибудь фрукт, что, по-видимому, указывало на некоторую их симпатию к английской каторжнице, которая рисковала своим здоровьем, оставаясь в этой чертовой дыре, чтобы ухаживать за мужем.

— Рождество уже настало? — прохрипел однажды вечером Уилл, когда только начало смеркаться.

— Через три дня, — сказала Мэри.

— Мама всегда делала сливовый пудинг, — сказал он.

Мэри улыбнулась, представив, как его мать смешивает ингредиенты для пудинга в большом тазу на кухонном столе.

— И моя, — сказала она.

— Мама всегда говорила, чтобы мы загадали желание, пока она размешивает в тазу, — произнес Уилл громким шепотом. — Если бы я смог сейчас загадать желание, то я бы хотел вернуться в прошлое и сказать тебе, что женюсь на тебе, потому что люблю тебя.

У Мэри на глаза навернулись слезы. Ей очень хотелось верить ему.

— Я говорю правду, — сказал Уилл. У него вокруг глаз были красные круги и мешки от лихорадки, и он выглядел старым и измученным, совсем не похожим на того крупного красивого мужчину, за которого она выходила замуж. — Я запал на тебя еще на «Дюнкирке». Если бы все красавицы Англии выстроились передо мной в шеренгу, чтобы я мог выбирать, я бы все равно выбрал тебя.

Мэри расплакалась еще больше. Если это было правдой, почему он не сказал об этом раньше?

— Какой я дурак, — вздохнул Уилл, будто прочитав ее мысли. — Я думал, если признаюсь тебе, ты не будешь меня уважать. Поэтому я и говорил все время, что уплыву от тебя домой. Я хотел, чтобы ты сказала мне, что не можешь без меня жить.

— Ох, Уилл, — вздохнула Мэри, взяла ею руку и поцеловала ее. Сейчас она знала, что он говорит правду: Уилл не встретил бы смерть во лжи.

Он снова впал в беспамятство, разговор явно стоил ему усилий. Мэри легла рядом с ним и какое-то время держала его за руку, думая о том, что он сказал.

Когда Мэри была маленькой девочкой, она всегда представляла себе, что то, что люди называют любовью, сваливается тебе на голову, как спелое яблоко с дерева. Ее сильное влечение к Тенчу подтверждало эту идею. Но была ли это действительно любовь? Может быть, Мэри испытывала эти чувства по отношению к Тенчу, потому что он был добр к ней и проявлял к ней интерес, когда она нуждалась в каком-нибудь красивом мужчине, который отвлек бы ее мысли от реальности? Сохранилась бы эта страсть к нему, если бы они смогли жить вместе?

Обстоятельства, ставшие причиной ее брака с Уиллом, вряд ли можно назвать романтическими. И все же несмотря на то, что это был исключительно брак по расчету, они страстно занимались любовью, у них сложились теплые отношения, они могли говорить обо всем и много вместе смеялись. Они были друзьями.

Мэри подумала, что самые умные люди назвали бы это любовью.

В окно стали пробиваться первые лучи солнца, когда Мэри услышала, что Уилл мечется и ворочается. Она потрогала его лоб и обнаружила, что он весь горит, но при этом он дрожал от озноба.

— Я с тобой, — прошептала Мэри, сев и потянувшись за тряпкой и ведром воды, чтобы охладить его.

— Прости меня за то, что я сделал, — выдохнул Уилл.

— Это уже неважно, — прошептала она в ответ, положила прохладную тряпку ему на лоб и погладила его по голове. — Я тебя простила.

И вдруг до нее дошло, что она действительно простила его, Как и любовь, прощение подкралось незаметно.

— Береги Шарлотту, — вымолвил он с огромным трудом.