— Бери левее, — тихо сказал Костя. — Берег показался.

Вскоре лодка, освободившись от людей, беспомощно закачалась. Костя и Семен поплыли к берегу. Метрах в пятидесяти от него они нырнули. Через какое-то время выплыли под самой кручей. Оглянулись, вылезли на колючий шлак.

Здесь был железнодорожный тупик. Машинисты, кочегары десятилетиями здесь чистили паровозные топки. Коричневые, спекшиеся глыбы сбрасывали в море. Образовался целый террикон из отбросов. На четвереньках Семен и Костя стали карабкаться на эту сорокаметровую кручу.

У самой вершины голоса заставили их притаиться. Подкрались поближе. Показался дышащий огнем паровоз. Трубников шепнул на ухо Семену:

— Кажется, Лунин. Может, Николай сказал ему о нас…

Подойдя к паровозу, Костя окликнул:

— Петр Петрович, здравствуйте!

Машинист, поручив помощнику чистить топку, повернулся к Трубникову и спросил:

— Что с тобой, Костя? Почему здесь и в таком виде?

— Рыбалили. Петрович, вы куда путь держите?

— За порожняком, на разъезд Лиман. А что? — спросил Лунин.

— Во-во, как раз по пути. Подвезите моего друга, высадите на перегоне напротив Пятихаток. Улов пойдет продавать.

Лунин пристально посмотрел на Метелина и улыбнулся:

— Выдумывай что-нибудь поумнее, Костя. Я вашей рыбы что-то не вижу. — И к Метелину: — Полезай на паровоз, сейчас отчаливаем. А ты, Костя, в таком виде сейчас не смей показываться, пойдут с ночной смены, в толпе затеряешься. У немцев ночью что-то случилось. Станцию оцепили полицаи. Кругом патрули. Меня пять раз проверяли, пока до депо дошел. Понятно?

Паровоз умчался вместе с Метелиным. Костя залег меж кучами шлака и стал дожидаться утра.

В это утро Руже не сиделось. Накормив Сергея Владимировича, она выбралась наружу. Прошлась по центральной улице, побыла с полчаса на базаре. Заглянула на берег.

Ружа присела, задумалась. Ей всегда казалось, что море знает то, что людям неведомо. Попроси хорошенько — и оно откроет смысл человеческого существования. С табором ночуя у моря, она нередко до самого рассвета терпеливо поджидала на берегу пророческого слова, сдерживая дыхание, чтобы не пропустить ни единого звука. Море молчало. Ей до слез было обидно, что оно без языка, поэтому заветное это слово останется навсегда невысказанным. Она долго бродила по берегу, потом по каменной лестнице стала подниматься в город. Здесь ее догнал Сашко: волосы взлохмачены, лицо бледное. Заикаясь, он сказал:

— Брата Костю схватили.

— Где? — встревожилась Ружа.

— У железнодорожной станции. Знакомые видели.

— А Метелин?

— Ничего о нем не слышно.

— Но вину Кости еще надо доказать, — успокоила она мальчика. — А вот для Метелина такой арест очень опасен…

— Ну, а что делать сейчас? Ирина себе места не находит. Все время плачет.

— Попытаемся выяснить, что им известно, в чем подозревают Костю. А потом что-нибудь придумаем…

Недели через три Василий приехал в Пятихатки вместе с Костей. Семен очень обрадовался этому:

— Ну, расскажи поподробнее, как же тебя выпустили?

— Привели меня на допрос, смотрю — там Клавка. Переводчицей. Сделал вид, что не узнал ее. Не скрывая, сказал, кто такой, где работаю. «Зачем у вокзала очутился?» — интересуются. «Сестру, говорю, провожал, врачом здесь работает». Меня и так и этак. Стою на своем. Вдруг Клавка заявила: «Это мой соученик по школе. Всю семью знаю, люди надежные, интеллигентные. А этот парень туповат, простой работяга, балласт безмозглый». Я в немецком не силен, но вот это из ее слов уразумел. Ну, и отпустили.

— Вот видишь, и Клавдия пригодилась, — улыбнулся Семен.

— Хватали кого попало, тщательно обыскивали, личность выясняли. Клавка в коридоре успела шепнуть: «Фашисты документы ищут. У них какой-то офицер пропал». Тут я понял, что и кого они ищут. Еще мне Клавка в лихорадке сказала: «Костя, милый, в память о нашей дружбе окажи услугу. Я люблю Сему, прямо извелась вся. Скажи, где он? Сама к нему пойду». — Он помолчал, потом добавил: — Вот что значит любовь…

— Это не любовь, а уязвленное самолюбие, — медленно проговорил Метелин. — Надо сказать Николаю, чтобы он был к ней повнимательнее, подобрее, что ли. Может, она еще и не потерянный для нас человек.

— Да, чуть не забыл… Маслов передал, что в порт на ремонт подводные лодки пригнали. Надо что-то предпринять.

— Подумаем, обсудим… Теперь об оружии: все, что в Конокрадской балке, — передайте партизанам. Как Ивлев?

— Себе на уме. После того как Ирина пожаловалась начальнику депо, он разыграл спектакль, встретил ее укорами: «Думаешь, наши не вернутся? Придут. Мы тогда поговорим с такими, как ты». В общем, другую тактику избрал.

В дом вошел Василий:

— Ну что, все решаете мировые проблемы? Не надоело ли вам?