— Эй, на коче! — заорал белозубый, задорно гримасничая, — Помочь нужна?

Полуголые разбойники загикали, загоготали. Свист, блеск кривых лезвий… Кто-то пустил в лодейный борт шальную стелу. На соседнем челне бритый ярыга бросил корявое весло и вскочил на ноги:

— Ох-хо! А вот и мы, сарынь голодраная! Никак, соскучились без нас, о-хохо!

— Соскучились чрезвычайно. Особенно по тебе, сволочь бритая, — пробормотал Данила. И прищурился: если врезать железным вороном по ближайшей лодке… может быть, это произведет должное впечатление на остальных разбойников?

Бандиты меж тем подгребали ближе, не переставая угрожающе пошучивать:

— Поклон вам от Хлестаного, добряки-человеки!

— Здорово, купец! А вот мой кистень молодецкий!

— Стыря велел вас стречать, добрым словом привечать, о-хохо!

— Эй, купчина коганый! Тамгу платить будешь али нам лучше коч твой подпалить? — задиристо крикнул бритый, воинственно заправляя за ухо длиннющий измусоленный ус. Челнок приблизился почти вплотную, и Данька поморщился: у бритого ярыжки вырваны ноздри! А на лбу — не то родимое пятно, не то черно-синее клеймо воровское… Жутковатая публика.

— Мужики! — заорал Данила по возможности веселым голосом. — Я деньги отдам! Забирайте все, только корабль не троньте! Не надо поджигать!

Коч нужен, чтобы доплыть до Калина. А денег не жалко.

Разбойничьи струги приблизились, охватили обездвиженный корабль неровным полукольцом — а чуть вдали, на безопасном расстоянии от песчаной отмели, замер, обсушивая весла, воровской ушкуй. Данька разглядел на его борту полуголых лучников с пучками тонких стрел в зубах. За спиной у лучников суетились ярыжки с зажженными факелами.

Вот это действительно опасно, огорчился Данька. Против горящих стрел у меня нет противодействия…

— Эй, на коче! Бросай оружие в челн! — уже без улыбки скомандовал белозубый цыганище, тряхнув смоляными кудрями. Сильным взмахом весла он подогнал лодочку к самому борту Данькиного корабля. — Кидайте сюды свои железы! Да поживее!

Не раздумывая, Данила вытащил из потайных ножен на спине воровской меч. Перехватил пальцами за лезвие и, помедлив секунду, не без сожаления бросил вниз, в разбойничий челн. Падая, любимый меч оскорбленно полыхнул на солнце лезвием и ударил золоченой рукоятью в днище струга. Вслед за мечом посыпались, часто грохоча, топоры и деревянные щиты бородатых наемников. Последним приземлился чудовищный Данькин кистень с шипастой гирей на цепочке.

— Ух ты… ладно! — уважительно заметил белозубый, покосившись на боевой цеп. — Теперя доспешки сымайте. Кольчужные рубахи нам тоже потребны.

Данька молча развязал широкий кушак, ослабил медные зацепы на вороте — стащил темную кольчугу через голову. Загнул подол в тяжелый сверток и осторожно уронил за борт.

— Мне, мне! — крикнул пузатый бандит с огромным шрамом на лысеющем темени: поспешно кинул весло и попытался подхватить добычу. Данька улыбнулся: лодка качнулась и едва не черпнула воды! Налетчики раздраженно зашумели — начали выскакивать из стругов, барахтаясь на мелководье и стремясь поскорее добраться до струга с трофеями.

— Нишкни! — яростно прошипел цыган, замахиваясь топориком. — Нехай батька Хлестаный самолично разрешит, кому чья доля сужена!

— Верно! Пущай Хлестаный добычу делит! — подхватили ярыжки на дальних челнах.

— Хлестаный подгребает! — вдруг закричал кто-то. Данька быстро глянул вдаль: точно. От дальнего ушкуя отделилась расписная лодочка — быстро полетела на тонких веслицах, стремительно приближаясь. На носу ярко пылало малиновое пятно: высокий человечек в рутвяно-красной рубашке стоял, величаво подбоченясь и помахивая обнаженным клинком экзотического и явно трофейного сорочинского кинжала. Длинный светлый оселедец трепался на ветру, как стяжок-яловец на шлеме витязя.

Данила пригляделся и вздохнул: да, это был беглый кормчий Чика. Знать бы заранее… В Жиробреге он слышал, что за голову Хлестаного властовский посадник Катома обещает сотню серебряных гривен!

— Па-берегись! — гаркнул вислоусый каторжник с оборванными ноздрями и, размахнувшись, закинул на борт ржавую крюкастую кошку на веревке. Данька отшатнулся: еще одна кошка просвистела совсем рядом, упала на дощатую палубу и быстро поползла, корябая крючьями липовые доски. Наконец добралась до борта — намертво вцепилась и задрожала от напряжения: веревка натянулась… Веселые парни один за другим полезли на Данькин коч.

— Ох-хохо! А вот и я! — радостно объявил бритый ярыга, ловко подтягиваясь на руках и кидая небольшое мускулистое тело через борт.

— Я сам-первой залез на кичку! Мне кольчуга полагается! — завизжал пузатый, тяжеловато карабкаясь по дощатому насаду на перекошенный нос корабля.

Данька вежливо улыбался. Через минуту уже с десяток бандитов забрались наверх. «Эгей, кидай добычу! Мечи товары за борт!» — орали снизу остальные. Добыча! Неразбериха! По палубе застучали мокрые пятки, повсюду заблестели потные черепа и облезлые темные спины: воры прыгали и толкались, заглядывая под навесы, перетряхивая корзины с едой… Ну вот, началось безобразие: покатились по палубе рассыпанные караваи, растеклось молоко из треснувшего горшка…