— Нет, — сказал я, сбросил с подлокотника Ингу, а с колен — поднос с чашкой кофе. Книгу я запустил в передатчик стерео, обвел внутренним взглядом стены комнаты, увешанные картинами моих любимых художников-экспрессионистов, обнаружил под одной из картин панель управления всем этим великолепием и задействовал сенсорный отключатель, поскольку Бурбакис предусмотрел, конечно, аварийную ситуацию — что ни говори, а изобретателем он был опытным и привыкшим к ошибкам и неудачам.

В следующий момент я понял, что все еще (или уже?) сижу за собственным (вовсе не любимым) столом на Церере, а господин Бурбакис восседает на диване, тоже не очень любимом, но, во всяком случае, привычном, как привычен рассвет.

— Ну что? — нетерпеливо спросил изобретатель. — Надеюсь, сейчас вы не сможете сказать, что мое изобретение непрактично или не нужно человечеству?

— Разумеется, скажу, — буркнул я. — Кстати, как вам удалось преуспеть в создании столь великолепной виртуальной реальности? Сначала я подумал, что это гипноз…

— Да вы что, Шекет? — возмутился Бурбакис. — Я изобретаю планеты, и вы это знаете! Иные реальности — не мой профиль!

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что Бурбакида распознает желания живых существ и создает их — в недрах планеты для этого достаточно необходимых веществ.

— Нет, — с сожалением сказал я. — Не могу дать положительного решения по вашему изобретению. Во-первых, счастье для всех и разом — жуткая штука, вы этим убьете всякое стремление человечества к прогрессу. Во-вторых, вы что, будете продавать дома на своей планете за деньги? Если да, то именно деньги заменят человечеству счастье — они станут единственной целью существования. И, в-третьих, счастье, поставленное на конвейер, тут же перестанет быть счастьем, надеюсь, вы это понимаете? Нет, господин Бурбакис, я вынужден…

— Шекет, — удивился Бурбакис, — вы действительно не хотите счастья? Не говорю о других — хотя бы для себя?

— Это взятка? — осведомился я.

— Ни в коем случае, — пошел на попятную Бурбакис. — Мне бы и в голову не пришло…

— Вам многое в голову не приходит, — сухо сказал я. — Вы, изобретатели, ограниченный народ. Кроме идеи, пришедшей вам в голову, не видите ничего. О последствиях пусть думают другие. Я не только вас лично имею в виду. Думал ли о последствиях Маркони, изобретая радио? Или Даймлер, изобретая проницатель пространства?

— Это называется разделением труда, — попытался объяснить Бурбакис.

— Так я подумал вместо вас и решил не давать патента на планету счастья, — заявил я.

— Вы ретроград! — воскликнул изобретатель. — Я буду жаловаться!

— Желаю вам счастья в этом вашем начинании, — любезно сказал я и вернулся к составлению договора, предоставив Бурбакиса его судьбе.

Когда безумный изобретатель планет в пятый раз явился ко мне на прием, я понял, что нужно использовать неконвенциональное оружие.

— Как я рад вас видеть, дорогой господин Бурбакис! — заявил я. — Спешу, однако, сообщить, что ваши планеты не подпадают под определение безумных изобретений и потому не подлежат экспертному рассмотрению в нашем институте.

— Вы решили, Шекет, избавиться от меня раз и навсегда? — презрительно сказал Бурбакис, как ни в чем не бывало, располагаясь на диване, предназначенном для опасных посетителей. Особенностью этого предмета мебели было то, что в случае, если клиент начинал сильно жестикулировать, отстаивая свое уникальное мнение, поверхность дивана становилась вязкой, и бедняга начинал тонуть, будто в болотной трясине.

— Так вот, — продолжал Бурбакис, — изобретение, которое я намерен запатентовать, только такой ретроград, как вы, способен не назвать гениальным. Кстати, планета называется Терра Бурбакиана, и не нужно спрашивать, почему я назвал ее так, а не иначе.

— Я и не собираюсь, — буркнул я. — Ваша скромность мне известна. Повторяю: ваши изобретения не являются безумными, и потому…

Я поднялся и подошел к сидевшему на диване Бурбакису с намерением схватить изобретателя за воротник и выставить в коридор. Именно в этот момент клиент начал размахивать руками с такой силой, что диван разверзся как хляби небесные, Бурбакис провалился в его бездонную глубину, а я, потеряв точку опоры, рухнул сверху, лишь теперь поняв, что попался на элементарную провокацию.

Мы барахтались в недрах дивана, вопили не своими голосами, неожиданно я рухнул куда-то и едва не сломал себе обе ноги. Приподнявшись, я обнаружил, что нахожусь в рубке управления звездолета господина Бурбакиса, и машина набирает скорость, унося нас обоих в межзвездное пространство.

— Как вам это удалось? — мрачно поинтересовался я, когда мы с Бурбакисом привели себя в порядок, смыв с одежды и кожи липкую диванную жидкость.

— На всякое изобретение, Шекет, всегда найдется контризобретение, — самодовольно заявил Бурбакис. — Имейте в виду, я могу придумывать не только планеты. Все очень просто. Узнав о секрете вашего дивана, я заменил программу, благо хранится она не в компьютере Института безумных изобретений, а в мировой информсети. В результате этот предмет домашнего обихода выплюнул нас обоих туда, где мы с вами сейчас и находимся.