Шрифт:
Через несколько лет он станет автором романа «Адольф», государственным советником, либеральным журналистом, но в 1794 г. он был еще никому не известным провинциалом и уже семь лет писал книгу «История политеизма», которая так и не нашла признания у читателей.
– На данный момент я занимаюсь исключительно религией, – заявлял он важно приятелям. Это вызывало смех, так как все знали, что больше всего он интересовался любовными интрижками. Его похождения были бурными, но не очень счастливыми. Бенжамен принадлежал к типу мужчин – страстных любовников, вечно страдающих, постоянно устраивающих сцены ревности. К счастью для него, пламя утихало, как только ему уже не надо было ревновать и бороться за красотку.
В тот день, девятнадцатого сентября, Бенжамену Констану лучше было бы направиться куда угодно, но только не в Женеву, эта дорога привела его в плен, от которого ему удастся освободиться только через много лет. Он намеревался навестить баронессу де Сталь, и эта встреча многое изменила в его жизни.
В двадцать восемь лет дочь министра финансов была уже известна. До опубликования ее знаменитых романов было еще далеко, но ее записки о творчестве Жан-Жака Руссо, репутация чувственной особы, ее философские и либеральные идеи будоражили интерес Бенжамена.
Жермена де Сталь
Он подхлестнул лошадь и рысью направился к замку, полный счастья от возможности познакомиться с владелицей замка Коппе. Но лакеи сообщили ему, что хозяйка только что уехала в свой дом в Мезери близ Ниона, где в то еще тревожное время давала приют нескольким эмигрантам. На этот раз галопом Бенжамен бросился вдогонку и нагнал карету на окраине Ниона. Знакомство произошло. Мадам де Сталь слышала о Бенжамене Констане и благосклонно к нему отнеслась и даже предложила:
– Садитесь в мою карету и оставайтесь на ужин.
«Ее ум меня ослепил, – рассказывал Констан, – ее веселость меня очаровала, ее похвалы вскружили мне голову. Через час она имела надо мной такую власть, как ни одна женщина до нее».
Он остался и на завтрак, потом на обед, потом опять на ужин… Первые кольца цепи были запаяны. Для Бенжамена Констана Жермена де Сталь «заменила весь мир, она сама составляла целый мир. Я редко встречал, чтобы в одном человеке было столько прекрасных и удивительных качеств, столько блеска и правильности, столь выразительная доброжелательность, воспитываемая из поколения в поколение, мягкая вежливость и сдержанность в обществе, столько шарма, простоты, самоотречения в личных отношениях».
Бенжамен прожил у Жермены всю зиму и только и говорил ей о своей любви. Но она отказывала ему в близости. Причем вовсе не потому, что считала нужным хранить верность барону де Сталь. Просто Жермена считала, что можно быть вполне счастливой и без этого, прислушиваясь самовлюбленно к своим речам и слушая, правда с меньшим вниманием, философствования собеседника. Бенжамен страстно ее желал. Четыре месяца каждый вечер он ловил каждое слово Жермены, восхищенно смотрел на нее и жаждал обладать этой женщиной. Иногда ему выпадало счастье поцеловать ее руку.
«Мы договорились: чтобы не компрометировать прекрасную хозяйку замка, как бы ни была захватывающа наша беседа, на седьмом ударе часов в полночь я вставал и уходил к себе. Сколько очарования я находил в наших беседах, но мое пламенное желание остаться дольше оговоренного часа разбивалось о ее железную волю. Но в этот вечер, – писал Бенжамен в своем дневнике, – мне показалось, что время пролетело слишком быстро. Я посмотрел на часы в надежде, что я ошибся, и время моего ухода еще не наступило, но несносные стрелки указывали на обратное. Не сдержав гнев, в порыве, простительном только ребенку, я бросил часы об пол и разбил инструмент моей пытки».
– Какое безумие! – воскликнула Жермена, гордая тем, что изобразила гнев.
Бенжамен решил добиться ее, разыграв спектакль. В ту же ночь весь замок Коппе был разбужен ужасными стенаниями, как будто кто-то сильно мучился перед смертью! Месье де Шатовье, месье де Монморанси бросились в ночных одеяниях к комнате, откуда неслись жуткие стоны. Конечно, это была спальня Бенжамена Констана. Мертвенно бледный, между приступами икоты, он указал ворвавшимся в его комнату обитателям замка на склянку с опиумом, стоящую на столике у изголовья. Слабым голосом он умолял позвать мадам де Сталь, чтобы сказать ей последнее прощай. Жермена прибежала и по биению своего сердца поняла, что тоже любит этого человека, решившего умереть, чтобы наказать ее за жестокость. Ее слезы, как противоядие, вернули жизнь «агонизирующему», который, конечно, и не думал глотать весь яд из склянки. Жермена довершила выздоровление «мнимого больного» уже на следующий день. Бенжамен записал в своем дневнике:
«Я не стану покупать новые часы, они мне больше не нужны!»
Для Жермены и Бенжамена следующие четыре месяца были упоительными. Они посвятили свои жизни друг другу. Чтобы удостоверить друг друга в преданности, они дали письменную клятву, что было в моде, – клятву в вечной и неразрывной связи. В конце этих взаимных обязательств расчувствовавшийся Бенжамен добавил, что «нет на земле более любезного создания, чем мадам де Сталь», что четыре месяца, проведенные рядом с ней, он был счастливейшим из людей и что «без души, так его понимающей, ничто не будет его интересовать на земле».