Спешно роют стрелковые ячейки, соединяют их ходами сообщения. В тыл тянут провода для связи с артиллерией, а перед фронтом раскручивают колючую проволоку и сеют мины. Готовятся к обороне.

Лопаты сверкают на солнце. Полдень. Пот щиплет глаза, жжёт ссадины на руках. Проступает сквозь гимнастёрки и тотчас высыхает, оставляя белые соляные узоры на сгорбленных спинах.

Несмотря на усталость, всюду оживление: смех, неестественно бодрые голоса и энтузиазм, с каким, например, взвод — в полном составе — бросается выручать буксующий в песке минный заградитель. Обычное поведение множества людей, у каждого из которых — холодок в груди или комок в горле.

Напоминает истерику.

«Скоро. Или мы. Или они, — беспрерывно думает каждый, хохоча над следующим бородатым анекдотом, отдавая приказ или изо всех сил упирая плечо в бронированный борт. — Сегодня. Завтра, возможно, уже не будет…»

Ты тоже где-то среди них, похожих сверху на суетливых бестолковых муравьев; орудуешь лопатой до ломоты в пояснице или, матерясь, тащишь на пару шест со стальной колючей бобиной посередине (этом случае твои руки наверняка в крови — даже через брезентовые рукавицы). «Человеческий разум не придумал ничего гаже «колючки», — кажется тебе. Вместе со всеми ты вжимаешься в землю, заслышав гул с белёсого от зноя неба, и преувеличенно свирепо грозишь кулаком, когда выясняется, что гудит не штурмовик, а тихоня-разведчик. Прятаться от него, сам знаешь, бессмысленно. Позиции — как на ладони.

Впереди уж идёт бой: земная твердь вздрагивает ритмично, будто какой-то неистовый Тор лупит по ней своим страшным молотом, чёрный дым заволок горизонт. Арьергард (официально он именуется авангардом, но ты-то сейчас не на митинге) принял сражение. Теперь всё зависит от того, сколько он продержится. Если выстоит до сумерек, то у тебя будет целая ночь. Никто не любит воевать во тьме.

Когда-то ты не считал время — недели, месяцы летели беспечно, легко… сейчас не верится. «Хорошо бы, — думаешь ты, — смотаться ночью домой, повидать своих. Как они там? Мать. Дети. Жена?» Прикидываешь, что мог бы запросто обернуться до утра, прекрасно зная, что с позиции не отпустят — никуда.

«Без меня они пропадут…»

Однако, пока ты мечтал, бой впереди отгремел. Дым ещё плывёт над равниной, но Тор угомонился — уснул или открыл пиво. Мёртво висящая тишина не обещает ничего доброго. Это ясно даже генералам — и вот катится по цепи команда: ты кидаешь шанцевый инструмент в кузов потрёпанного грузовика, возле которого суетится тучный, как распутный декамероновский монах, прапорщик: ругается, торопит… Он спешит поскорее убраться отсюда — в цейхгауз, в город, — чтобы успеть распродать армейское снаряжение, пока оно ещё в цене.

До капитуляции.

Ты же прыгаешь в окоп и, облокотясь на берму, обозреваешь свой сектор стрельбы. Оказывается, вы неплохо потрудились, и сейчас, здесь, в узком глиняном пенале, ты чувствуешь себя гораздо увереннее, и холод тает в груди, уступая место желанию поскорее увидеть противника и — чем чёрт не шутит? — разделать его под орех.

Но тот не спешит: перегруппировывается, зализывает раны, стирает штаны, небось; впереди лишь лысое поле, спирали «колючки» и покинутый транспортер с минами — скособоченный, застрявший всё-таки окончательно.

Ну и фиг с ним.

Ты опускаешься на дно окопа, достаёшь сигарету из мятой пачки. Спокойный и уверенный в себе. Как и положено хорошему солдату.

Возможно, тебе было бы интересно узнать, что в авангарде-арьергарде тоже встречались отважные ребята. Как и ты, они жаждали сразиться с врагом — лицом к лицу — и тоже уважали себя за это. Гордились собой. Наверное, сие — в генах у всех мужчин.

Потом — они даже не успели сообразить, что к чему — взорвались конвекционные боеприпасы, и от всех — храбрых и не очень — остались только скрюченные обугленные остовы, вплавленные в стеклянный песок. Как в сосновом бору после пала.

Никакого геройства.

Сейчас ведь третье тысячелетие на дворе. А у вас, вон, связь — по проводу. Каменный век. В лучшем случае — СРЕДНЕВЕКОВЬЕ.

Дым на горизонте сменяется пылью. Ваши батареи открывают огонь, редкие снаряды лениво шелестят над головами. Недолёт. Перелёт. Снова недолёт. Чужие танки отвечают — тоже как бы нехотя. И — приближаются.

«Началось!» — думаешь ты. В горле сохнет.

Танки, однако, не спешат. Поворачиваются, ползают вдоль фронта туда-сюда, на границе прицельной стрельбы, лавируя меж серых разрывов. Боятся?!

Ты ухмыляешься. Ощупью отыскиваешь фляжку. Делаешь долгий глоток.

Во второй линии атаки нетерпеливо толкутся бронемашины. Можно ими пренебречь: вперёд своих железных батек они в пекло не сунутся, будь спокоен.

Где-то за броневиками судачит армия репортёров. Сейчас только так. К утреннему кофе мировое сообщество хочет знать всю правду о войне. XXI век за окном.

Броневики в конце концов понимают, что скорого прорыва не случится, и замирают, выстроившись в дугу. Круглые, похожие на оттопыренные уши антенны придают им комичный, глуповатый вид. Как у киношных закоренелых двоечников, учить которых чему-либо — дело заведомо ГЛУХОЕ.