Шрифт:
— Ты немедленно починишь свет! Слышишь?
— Фу-ты ну-ты! — Али-баба нехотя поднимается, влезает на табуретку, которая всё ещё стоит посередине комнаты, и ввинчивает вывернутую лампу.
Свет зажигается.
Инга Стефани осматривает комнату. На месте кровати Куниберта Мальке возвышается какая-то бесформенная груда. Злополучный владелец кровати погребён под горой досок, матрацем и подушками. Инга Стефани помогает ему выбраться. Она забывает про свой гнев. Худенький Куниберт Мальке — товарищи с первого же дня окрестили его «Профессор» — выглядит на редкость комично. С беспомощным видом он сидит по-турецки среди подушек. Малыш и Макки корчатся от смеха. Али-баба, напротив, с самым невинным видом лежит в постели, скрестив на груди руки.
— Ребята! — Инга Стефани нервно смахивает со стола крошки печенья. — Если вы не оставите в покое Куниберта Мальке, вам придётся иметь дело со мной. Стыдитесь! Для своих шуток вы всегда выбираете самого слабенького!.. А теперь извольте все вместе собрать кровать. Через пять минут я вернусь, и тогда всё должно быть тихо! Живее за работу. А вам, многоуважаемый Эппке, по-видимому, требуется специальное приглашение?
Али-баба не двигается.
— Теперь ночь, фрейлейн Стефани, и мне полагается спать, — говорит он обиженно.
— Фу-ты ну-ты! — У Инги Стефани невольно вырывается любимое восклицание Али-бабы. Одним рывком она стаскивает с него одеяло. — Подожди, ты у меня встанешь, голубчик!
Стены в интернате тонкие. Рената прислушивается. Сердитый голос Инги Стефани доносится даже до «Ласточкина гнезда». Почему она так волнуется? Конечно, из-за истории с Кабулке. А мальчики тут ни при чём. Рената не находит себе места.
— Как вы думаете, может быть, нам лучше сейчас же рассказать обо всём Стефани? — спрашивает она тихо у своих подруг.
— Зачем? Ведь Инга уже отчитывает мальчишек, — возражает Бритта, разглаживая рукой свою подушку.
— Но мальчики не виноваты, — говорит Рената.
— Как бы не так! Мальчишки всегда в чём-нибудь виноваты, — заявляет Лора. — Во всяком случае, хорошая головомойка им не повредит.
— Это нечестно! Лучше признаемся и сразу же покончим со всей этой историей. Ведь когда-нибудь она всё равно выйдет наружу.
И Рената надевает спортивный костюм.
— Ты куда? — кричит Стрекоза.
— Пойду к Стефани.
— С ума сошла, не делай глупостей!
Лора и Бритта поднимаются и садятся на кроватях. Рената молча надевает ботинки. «Для чего скрывать правду? — думает она. — Деревенским скандалистам это было бы поделом. Но нам просто не повезло».
— Будь умницей, Нати, милая, — просит Стрекоза, — а то фрейлейн Стефани за это не выпустит нас в следующее воскресенье из интерната.
— Не беспокойся, голову она нам не снимет.
Рената сбегает по лестнице. Ступеньки скрипят. Инга Стефани, которая как раз собиралась удостовериться, лежит ли уже Профессор на починенной кровати, преграждает ей путь.
— А ты что бродишь здесь, словно привидение? — удивлённо спрашивает она.
— Фрейлейн Стефани, я…
Рената смущённо дёргает молнию на своём тёмно-коричневом костюме.
— Я хотела вам только сказать… что всю эту историю с водой и сажей устроили мы, потому что…
Инга Стефани в отчаянии машет рукой. На сегодня ей достаточно. Голова трещит невыносимо.
— Рената, неужели это в самом деле ты? — спрашивает она огорчённо. — Ладно, иди спать, завтра мы всё выясним.
Неделя начинается с понедельника
«Подъём в 5.30, завтрак в 6.00, распределение работы в 6.30.» — Так записано в распорядке дня интерната, который висит в вестибюле, так должна начинаться неделя. Должна! Но маленький будильник, который стоял на столике у кровати Инги Стефани, в положенный час не зазвонил. Он молчал. Вчера вечером, ложась спать, Инга Стефани забыла поставить его на бой, как она делала это всегда. Приняв пару таблеток от головной боли, она сразу же закуталась в одеяло и, пожелав сама себе спокойной ночи, крепко заснула.
Будильник тикал, стрелки двигались: 5.30, 5.40. Время шло. Когда Инга Стефани в конце концов открыла глаза, было уже без десяти шесть. Теперь нельзя медлить ни секунды.
Она быстро разбудила учеников. Понедельник начался шумно и суетливо.
— Эй, вставайте скорей, скорей!
Умываясь, одеваясь и убирая кровати, ребята толкались и мешали друг другу. То и дело раздавались возгласы:
— Не толкайся!
— Отдай моё мыло!
— Кто это машет у меня под носом рубашкой?