Шрифт:
Итак, восхвалим жену, как воспринявшую почесть всей земли, как прикоснувшуюся чистым ногам, прах которых народы и племена полижут, согласно сказанному, что персть ног его полижут (Пс. 71:9). Она прикоснулась к чистым ногам, поделив с Иоанном тело Христа. Потому что тот на перси припал, чтобы запечатлеть в себе Его учение, а она помазала ноги, ради нас ступающие по земле. Но Христос, не грех осуждающий, а покаяние восхваляющий, и не прошлое наказывающий, но будущее испытывающий, почтил прощением жену и восхвалил покаяние, презрев прежние ее злодеяния, оправдал слезы и увенчал намерение.
8. Но фарисей, видя чудо, смущается мыслями и, уязвляясь завистью, не принимает покаяние женщины, но порицает бранью почтившую так Господа, и достоинство Почтенного умаляет, осуждая его в неведении. Ибо евангелист говорит:Видев же фарисей, воззвавый Его, рече в себе, глаголя: Сей аще бы был пророк, ведал бы, кто, и какова жена прикасается Ему, яко грешница есть (Лк. 7:39). О, неразумный, и бессмысленный, и во всем фарисей! Говоря это, ты не нрав жены обличаешь, но обвиняешь собственное произволение, поскольку говоришь, что Он не знает, какая это женщина. Итак, приглашением ты почтил Его не как Бога, знающего все. Ты не стыдишься, о, славный обвинитель и клеветник, что приглашаешь Его как Бога, имеющего власть благословить, но осуждаешь Его как человека, совсем ничего не знающего о нас.
Аще бы был пророк. И насколько, о, фарисей, лучше тебя жена из города Сикемы, которая не знала пророка и с первого взгляда благоразумно исповедала Его Спасителем. Господи, вижу, яко пророк еси Ты (Ин. 4:19). И насколько более чем ты достойна удивления и эта грешница, грех которой ты видишь, а покаяние не замечаешь. Но ты осуждаешь ту, которую Господь оправдал, и бранишь и порицаешь ту, которую Бог, приняв, увенчал, потому что, видя у тебя Бога, возлежащего в образе человека, признала Его и почтила, и, открыв раны души, испросила милости и прощения грехов. Но ты, почтив Его приглашением, бесчестишь порицанием, говоря: Сей аще бы был пророк, ведел бы, кто, и какова жена прикасается Ему. Несчастный! Не из–за того ли, что Он не обличил беззаконие твое, ты обвиняешь Его в неведении? Не из–за того ли, что Он пришел под твой обремененный многими беззакониями кров, ты отнимаешь у него ведение? Но не потому ли, что ты почтил Его тем, что ввел в свой дом, что посадил рядом с собой, и что Он протягивал руку к твоей еде, согласился и не пренебрег, не из–за этого ли ты считаешь Его одним из многих? Но достоин ли ты оказать гостеприимство Богу или предложить трапезу Тому, Кто уготовал трапезу в пустыни? Но Он, будучи человеколюбив, не отказался принять и от твоих слуг питие и пищу.
Итак, что ты, фарисей, обвиняешь человеколюбивого Владыку, который одинаково для всех склоняет чашу добросердечности? Что же ты, отцеживая комара жены, проглатываешь верблюда собственных беззаконий? И ты желаешь, чтобы Бог был по отношению к тебе долготерпеливым, а по отношению к ней — строгим? Почему по отношению к чужим преступлениям подстрекаешь Судью, а в отношении к своим просишь прощения? Почему согласились ты и Иуда искушать Господа? Потому что ты, словно ты чист от греховной скверны, ругая женщину, обвиняешь Бога в незнании, а Иуда, словно нищелюбивый, раздражается, говоря: Чесо ради гибель сия бысть? Можаше бо сие миро продано быти на мнозе, и датися нищым (Мф. 26:8–9). О неразумная мысль! О неблагодарный нрав! Иуда, совершая погибель служению Христа, ты называешь пустой тратой также то, что предназначено в честь Богу?
9. Много ли мы отдали из того, что приобрели? Давайте сосчитаем с того времени, как был явлен мир, сколько рек милости текут от Него, и Бог не считает, что изобилию наносится ущерб. Сколько благоухания производит земля? Розы и лилии, и благовонная смола, и нард, и стактий, и все, из чего готовится прекрасное миро. И Бог не считает это потерей. И ты ропщешь, что малый сосуд мира был излит на ноги Христа? Но разве даром она его приобрела, чтобы ты мог роптать? Она приобрела миро и явила образ покаяния, обрела слезы и тем остановила источник прегрешений. Итак, какая потеря, если спасена жена, из–за которой рай затворен, из–за которой и вместе с которой изгнан Адам? Так это тебя печалит, Иуда? Понятно, потому что ее спасение опечалило и дьявола. Ибо знает он, что через нее впоследствии род человеческий изменится к покаянию, и терзается, и мучится, не имея отныне сети, которой он будет улавливать человека. Оттого и тебя побуждает к роптанию. Чесо ради, — говорит — трата сия бысть? Можаше бо сие миро продано быти на мнозе. Уже продаешь, Иуда? Уже заботишься о предательстве, начинаешь лукавые речи? Но Иисус не обличает его болезнь, не обнажает сребролюбие, чтобы тот не отказался от предстоящего предательства.
Но, упрекая, Христос говорит: «Что труждаете жену? (Мф. 26:10). Зачем помимо прежних зол обвиняете женщину в новом зле? Вполне достаточно пострадал женский род. Пусть никто не препятствует их спасению. Пусть никто не порицает омывшую миром ноги, ради нее ходившие по земле. Всегда бо нищие имати с собою (Мф. 26:11), но примите также и Меня с нищими, потому что ради вас Я обнищал, будучи богатым, дабы вы обогатились моей нищетой. Вы убиваете Меня, и Я не ропщу. А она готовит Меня к погребению, и вы ропщите? Возлиявши бо сия миро сие на тело Мое, на погребение Мя сотвори (Мф. 26:12). Неужели ты не стыдишься, Иуда, что она, будучи грешницей, миром почтила Меня, а ты, хотя и апостол, но оскорбляешь Меня продажей. Жена приготовила все к погребению, а ученик предает на смерть. Жена — грешница. Знаю. Но она ничего не имела принести Мне в дар кроме источника слез, умилостивляя источником источник, принося невещественную жертву неимущему Учителю. Но ты, несчастный, оцениваешь миро, говоря, что оно достойно трехсот динариев. Однако ты оцениваешь не для того, чтобы похвалить благородство ее души, поскольку все богатство, собранное от злых дел, она потратила на стоимость мира, но чтобы роптанием показать, что ты впал в ненавистное зло из–за того, что потерял такую сумму. Но неудивительно, если ты стал недовольным из–за потери трехсот динариев, а в другой раз, взяв тридцать сребреников, продал Меня Господа.
Что ми хощете дати, и аз вам предам Его (Мф. 26:15). Несчастный! Раб продает Владыку. Порядок извратился: Я искупаю тебя от греха Своей Кровью, а ты продаешь Меня за тридцать оболов? Далее. Человек продаст Бога? Пусть он представит, что продает. Кто продаваемый? И за какую цену кто–нибудь купит Бога? И что так дешево совершаешь сделку? Бога в образе человека продает за тридцать оболов как раба, как варвара? Рассуди, какая цена воплотившегося Бога, и какая цена Того, Кто явился как человек? Что ми хощете дати? А ты, что ты желаешь получить? Ибо те не могут дать ничего равноценное Богу. Они же поставиша ему тридесять сребреников (Мф. 26:15). Неужели за тридцать сребреников продают Врача, лечившего бесплатно, – Врача, дающего зрение слепым, воздвигающего хромых к ходьбе? Это говорю, чтобы навести тебя на мысль, поскольку вы порицаете жену за то, что она еще и прежде смерти почтила как мертвого Того, Кто в мертвых свободен от смерти; за то, что она миром предзнаменовала благодать погребения и воскресения. Но ты будешь иметь плодом предательства удавление, а память о той,идеже аще проповедано будет Евангелие (Мф. 26:13), пребудет неизгладимой». Он сказал, и оказалось так, что миро Аарона и Елеазара прекратилось, и рог иссяк, а алавастр ее изливается во все века, благоуханием напоминая о ней.
10. Но так Христос говорит Иуде, а ропщущему фарисею говорит так: Симоне, имам ти нечто рещи (Лк. 7:40). О невыразимая радость! О несказанное человеколюбие! Бог с человеком беседует и предлагает образ человеколюбия, отводя от него порок. Ибо говорит: «Симоне, имам ти нечто рещи. Имею сказать то, что никому из древних не говорил, ни патриарху, ни пророку, ни законодателю. Ибо тогда, требуя око за око, зуб за зуб (Ис. 21:24), искали справедливости. Но когда не смогли понести справедливости, Я вместо закона ввожу благодать и скажу тебе о неизреченном таинстве». А тот говорит: Учителю, рцы. И Иисус ему: Два должника беста заимодавцу некоему (Лк. 7:40–41). Смотри на мудрость Божью: он не говорит о жене, чтобы не повредить ответу. Един — говорит – бе должен пятиюсот динарий, другий же пятиюдесят (Лк. 7:41). Страшен образ повествования. Жизнь наша — документ, в котором невидимо записаны и помыслы, и дела, и блуждание глаз, и движения души. Но человеколюбивый Заимодавец, разрывающий рукописание согрешений, освобождает от страха, причем, Он не только разрывает, но также изглаждает их водой крещения, чтобы даже след от буквы или слога не оставался напоминанием о прошлых грехах.