Хруст раздавленных сосновых шишек показывал, что поблизости ходит достаточно большое и, вероятно, опасное животное, но друзья ничего не заметили, и Квайл промолчал, тихо маясь от подступающего страха. Перспектива прослыть трусом казалась для него гораздо менее приемлемой, чем быть заживо съеденным.

По мере продвижения путников вперед лес становился все более плотным и все менее уютным. Ветви деревьев уже не свисали расслабленными плетями, а напряженно топорщились в стороны, как сжатые кулаки, готовые отбиваться от неведомой опасности. Подлесок исчез. Под ногами все чаще лопались дождевики, выстреливая облаками вонючей до щекотки в горле пыли — «бирючьего табака».

— Э-э… Ужка! А ты уверен, что это та самая дорога? — осмелился подать голос Макарий.

— Не забудь, я прожил в здешних краях первые двадцать лет своей жизни, — с преувеличенным задором ответил Вольдар. — Я тут каждую птицу по хлопанью крыльев узнаю. Видите впереди лысое место меж сосен? Это и есть Бирючья Плешь. Странно… Дерево какое-то, бумажками обвешанное… Раньше его не было! За выступом скалы должны быть каменные ступени. Точно — вот они! Мы на правильном пути!

Из-за кучи поваленных сухих стволов донесся неясный шорох.

— Интересно, это кто? — насторожился Макарий.

— Барсук-вечерник. Наверное, грибы нашел, он их любит.

— Ух! — обрадовался Макарий. — Я их тоже люблю. Погодите минутку, не спускайтесь, я сейчас.

Вручив повод своей лошади Квайлу и отобрав у Вольдара факел, крепыш шустро бросился в сторону и нырнул головой вниз. В лунном свете над лежащим стволом обрисовалась внушительная филейная часть, которая плавно двинулась вдоль завала.

— Грибница! Один к одному, красавцы!

— Крестьянин до мозга костей, одно слово, — со смешком прокомментировал Ужка. — Все бы ему урожай собирать.

— Ох ты! Иэ… эх… — донеслось из-за бревен.

— Что такое?

— Итить твою… Просыпал!

— Дырявые руки, — нервно хихикнул студент, напряженно прислушиваясь. Ему упорно мерещилось, что сзади кто-то идет.

— Бросай, — махнул рукой Вольдар.

— Так уже…? вздохнул Макарий. — Зато смотрите, что я нашел!

Крепыш с хрустом потянулся, разминая затекшую спину, и, подняв кверху факел, гордо продемонстрировал свой трофей.

— Просто шапка, — пожал плечами Квайл.

— Не просто шапка, — со смешком поправил Вольдар. — А старая овечья ушанка, поношенная до такой степени, что на нее даже нищий не позарится. Выкинь.

— Еще чего! — оскорбился Макарий. — Добром разбрасываться. Примерь, Рыжий.

Следующие события наглядно продемонстрировали, что крупная и сильная мужская особь даже с дырявыми руками всегда сможет скрутить в бараний рог особь более мелкую и более слабую. Как ни отбивался студент, как ни орал, Макарий натянул ему на лоб потрепанную шапчонку, любовно завязав узлом свисающие хвосты. Озверелый Квайл в порыве праведного гнева сумел вскочить на свою лошадь, даже не прибегая к помощи импровизированной подставки для ног в виде пенька и тут…

Сначала появились голоса — приглушенные, шелестящие в темноте звуки заполнили лес вокруг друзей мгновенно и до краев, как водопадная струя наполняет подставленную ладонь. «Х-ш…», «Ф-ш…» летало от дерева к дереву, отскакивало от рыжих сухих иголок прямо в настороженные уши испуганных лошадей.

Потом на короткий миг в лунном свете возникли они. Три смутных силуэта мелькнули между деревьями и тут же застыли, слились с пейзажем, став неотличимыми от изогнутых в результате многолетней борьбы за солнечный свет сосновых стволов.

Не дожидаясь команды, лошади буквально вжались в скалистый выступ на склоне.

— Ложись! — коротко скомандовал Вольдар, гася факел о камень и падая на узловатые корни. Рядом, взбив целый фонтан шишек, тяжело плюхнулся Макарий.

— Рыжий! Тревога, рядом дикие звери!

Но студент ничего не видел и не слышал.

Прижавшись к лошадиной шее, он яростно бился со злополучной шапкой, закрывающей ему уши, нос, глаза и брови. Зацепившись ветхой подкладкой за крючки ворота старательской куртки, проклятая шапчонка сидела как влитая в буквальном смысле этого слова и не собиралась сдавать позиции.

— У-у… Р-р-р… Оу! — Рот Квайла был совершенно свободен от пут, но извергал не конкретные слова, а нечленораздельное рычание и вой.

— Рыжи-и-ий! Тревога!

Затрещали ломающиеся ветки.

— Есть! — разнеслось по лесу. — Вот он, перевертыш, мохнатая башка! У, нечисть, прости господи… Бери щенка, Арип!

— Э! Да у него ноги еще совсем человечьи!

— Пали! Эта зверюга уже лошадь дерет!

Дальнейшее показалось Вольдару страшным сном.

Веселые огоньки побежали по фитилям, поджигая выстроенные дугой факелы. В их свете на некотором расстоянии вырисовался не звериный, а вполне человеческий кривой силуэт с облегченным походным арбалетом. Твердая рука натянула тетиву, и короткая стрела с ярким оперением приготовилась начать свой путь, метя пониже спины застывшего в нелепой позе разъяренного Квайла.