19 нюня 1944 г.

Ниже поименованный офицерский состав считать находившимся в командировке по выполнению государственного задания.

Командир полка Дмитриенко А. С.

с 19 февраля по 13 апреля 1944 г. /54 дня/

Командир взвода пулеметного батальона мл. лейтенант Струев Н. М.

с 19 февраля по 8 апреля 1944 г. /47 дней/

Следует обратиться к личным делам Струева Н. М. (к арх. делу в РВК, к автобиографиям и др., чтобы узнать его «честность», фальсификацию фактов).

6 марта 1991 г. станица Шелковская, РВК.

В присутствии зам. военкома ст. л-та Юнусова Руслана Хасумовича Николай Макарович Струев сказал, что никого при выселении не насаживал на штык, не убивал, что на хуторе больной старик дарил ему кинжал, потом еще и часы. За что? За то, чтобы добрее был…

(22 марта) Струев с подчиненными «отлавливал» тех горцев, которые не могли преодолеть дороги с гор и оставались в укрытиях. При встрече с «палачами», они вынуждены были дарить самое святое, дорогое имущество, надеясь на пощаду, надеясь «задобрить» убийц.

Родился в с. Нашха Урус-Мартановского района ЧИАССР, национальность — чеченец, образование — высшее, женат, не судим. В данное время проживает в селе Гехи-Чу Урус-Мартановского района.

Считаю необходимым самому написать то, что мне стало известно об обстоятельствах расстрела и сожжения моей родни в дни выселения моего народа шайкой Сталина и Берия. Родился я в феврале 1939 года, хотя по документам значится мой год рождения 1942-ой. Ошибка при заполнении документов допущена ввиду неграмотности матери, которая в то время не могла сказать годна русском языке.

Таким образом, в день выселения мне было пять лет. Помню ли я зрительно картины тех лет? Да, помню некоторые из них, они остались в зрительной памяти. Помню скалы, горные пейзажи. Теперь задумываюсь и понимаю то, что тогда еще не мог понять своим детским умом, почему моя мать так часто меняла места нашего жилья. Зрительно запомнил я, с какой тревогой и заботой смотрела она на нас. О том трудном периоде своей жизни она мне и другим своим детям рассказывали позже.

Как я понял из ее рассказов, в день выселения мамы не было дома. Она находилась на ферме на отгонном пастбище. Там же она и узнала о том, что всех чеченцев и ингушей выслали и сейчас тщательно ведутся поиски тех, кто еще остался в горах. Со слов родственников и знакомых она узнала о жестокостях солдат, проводивших выселение народа.

Мне теперь известно, что было это 27 февраля 1944 г. в селе Хайбах Галанчожского района, где в образцовой конюшне колхоза им. Берия собрали стариков, детей, больных, путников с дорог, отставших от своих семей, а также тех, кто выпасал скот. Всех их сожгли. Среди сожженных и расстрелянных были и мои близкие родственники. Со слов матери я знаю, что там погибли от пуль и сожжены заживо мой дядя в возрасте 110 лет — Тута Гаев, жена Гуты — Гаева Сарий — 100 лет, Хату Гаев — 108 лет, Марем Гаева — его жена — 90 лет, Алауди Хатуевич Гаев — 50 лет, жена Гаева Алаудина, Хеса — 30 лет. Родившиеся в ту ночь близнецы этой женщины — Хасан и Хусейн.

Ночью шел крупный мокрый снег, была слякоть. На берегу речки Гехинки, столпившись, стояли женщины села Хайбах. Надо же было такому случиться: под открытым небом в эту страшную ночь рожала своего четвертого ребенка Пайлах Батукаева. Родилась девочка, которую назвали Тонтой. У Тонты также, как и у Хасана и Хусейна, это был первый и последний день жизни. Погибли дети самой страшной смертью: они вместе со всеми были сожжены.

Руководителями операции было предположено тем, кто не мог идти в силу болезни, старости и другим причинам, собраться в конюшне для последующей отправки их транспортом. Взяв с собой в узелках самое необходимое, жители окрестных сел собрались в конюшне, которая была устлана сеном. Собирали в этом месте только тех, кто по болезни и старости не могли без посторонней помощи выехать. Для сопровождения нх с ними оставались и здоровые.

Ожидавшие гужевой транспорт люди расположились на отдых на разостланном в конюшне сене. Вдруг по команде начальника они были заперты на засов, после чего строение обложили сеном и подожгли. Предчувствуя смерть от огня, в последний момент люди выбили ворота. Но солдаты их стали расстреливать в упор из автоматов. Завал у выхода, образовавшийся из трупов, помешал выйти остальным. Объятая огнем, конюшня рухнула. Все, кто был в ней, погребены под свалившейся крышей. Среди них находились мои близкие родственники. Все это видели издалека в бинокль Писар Гамаргаев и Саламбек Закриев. Позже мне стало известно, что произошло это на глазах у Дзияудина Габисовича (Мальсагова, бывшего ответственного работника ЧИАССР. Мальсагов рассказал мне, что начальник операции сослался на то, что выполняет приказ Берия и Серова. Сам Мальсагов с Громовым, которые попытались воспрепятствовать сожжению людей, были обезоружены и отправлены под конвоем в Малхесты.

Через несколько дней Мальсагов и Громов, возвращаясь из Хайбаха в г. Грозный, наткнулись возле сгоревшей конюшни на Жандара Гаева, который с Рукманом Элъгакаевым, Эльбердом Хамзатовым, Саламбеком Закриевым, Саид-Хасаном Ампукаевым, Писаром Гамяргаевым и другими пытался найти останки погибших и похоронить их по мусульманскому обычаю. При появлении Мальсагова и его товарища они бросились бежать врассыпную. Мальсагов окликнул их на чеченском языке, попросил подойти и затем разговаривал сам с Жандаром. Он узнал от Жандара, что в этот день они похоронили 132 трупа. Через несколько лет при встрече в Казахстане с Жандаром Гаевым Мальсагов узнал, что в Хайбахе было захоронено всего 147 мертвецов. Останки остальных сгорели дотла. Эти же факты были известны и моей матери, которая в то время вместе с четырьмя детьми 3–12 лет скрывалась в недоступных для солдат местах. С ее слов мне известно, что, скрываясь от жестокостей людей, она познала доброту медведя, который ночью не зашел в свою берлогу, оставил на снегу следы и ушел. Мне помнится, что в течении двух месяцев и одиннадцати дней скрываясь в горах, мы не ели горячую пищу.