Мак и Шелли Ривс сидели в ресторане за столиком у окна, выходящего на улицу Теней, где серебряный дождь падал сквозь лучи фар, а пешеходы, вжав голову в плечи, в куртках и плащах, пробегали мимо, укрывшись под зонтами.

Бутылка хорошего «Каберне-совиньона», свечи, высокие спинки стульев их кабинки вносили лепту в романтичность обстановки, и Шелли даже после двадцати двух лет совместной жизни будила в Марке страсть. Более того, прошедшие годы добавили нежности в его отношение к ней, физический аспект любви стал не столь важным, как эмоциональный, хотя он и представить себе не мог, что они когда-нибудь вместе дадут обет целомудрия. И интеллектуально они идеально подходили друг другу.

Кабинка в ресторане «У Топпера» давно уже стала их любимым местом, потому что обеспечивала уединение: и обслуживающий персонал, и посетители воспринимали их обычными людьми, а не знаменитостями. Больше двадцати лет их утренняя программа «Завтрак с Маком и Шелли» получала самые высокие рейтинги на местном радиорынке в интервале от шести до девяти утра. В городе с небольшим процентом черного населения их успех в формате «Болтовня за завтраком» говорил о многом.

Недавно их переманила другая радиостанция, пообещав вещание на три штата, и в настоящий момент они находились в трехнедельном отпуске, готовясь к выходу их новой программы, на самом деле той же старой, с прежними Маком и Шелли у микрофона и прежним режимом, как в студии, так и вне ее. Все эти годы пять дней в неделю они вставали в четыре утра и ложились спать в восемь вечера. А вот в этот вынужденный перерыв словно с цепи сорвались ( «Совершенно одичали, подошли к той черте, после которой уже невозможно найти обратный путь к цивилизации», — заявлял Мак), бодрствовали до десяти вечера, иногда до полуночи, спали до шести, а однажды проснулись в десять минут восьмого.

В «Пендлтоне» они поселились недавно, купили квартиру «3-Ж» только десятью месяцами раньше. В этот вечер относительное уединение кабинки в ресторане «У Топпера» их особенно устраивало, потому что разговор, так уж вышло, плавно перетек в обсуждение их соседей по старинному особняку.

Тема эта возникла, потому что они заметили в дальнем конце вестибюля Сайлеса Кинсли, когда метрдотель подошел к ним, чтобы отвести к их столику. Он и еще какой-то мужчина одевались, чтобы выйти в дождь. Компания Сайлеса специализировалась на гражданском законодательстве, но до того, как выйти на пенсию четырьмя годами раньше, Сайлес был их личным адвокатом. Они любили Нору, им недоставало общения с ней так же, как всем, кто ее знал, и именно обед в квартире Кинсли убедил их продать свою квартиру в районе Дубовая Роща и переселиться на Холм Теней, в самое сердце города.

Хотя встреча с Сайлесом и подвигла их на разговор о соседях, о нем они практически не говорили, потому что он на сплетни не вдохновлял. Милый, обаятельный, а вся его эксцентричность состояла в одном — он совершенно зациклился на истории «Пендлтона». Но эта навязчивость казалась нормальной и безвредной в сравнении с интересами их непосредственного соседа, Филдинга Уделла. Между собой Шелли и Мак называли Уделла Цыпленком Цыпой или просто Цыпой.

— Этим утром я вышла из квартиры, чтобы взять газету, и Цыпа стоял в коридоре, подбирая с пола принесенную ему обычную груду корреспонденции. Курьер, наверное, обожает старину Цыпу. Еще несколько лет, и он сможет обеспечить себе пристойную пенсию только с одного этого счета. Прежде чем я успела схватить газету и нырнуть в квартиру, Цыпа спросил, известно ли мне, что случилось с мытником.

— Ты сделала вид, что у тебя проблемы со слухом.

— Не думаю, что я смогу провернуть это снова. Теперь он знает, что мы работаем на радио, а для этого надо иметь хороший слух.

— У тебя внезапно начался приступ аритмии?

— Это твоя отговорка. Он никогда не поверит, что у нас обоих больное сердце. Мы слишком для этого молоды.

— Так ты знаешь, что случилось с мытником?

— Я ответила, что среди моих знакомых есть парочка Мытников, но у них все в полном порядке.

— Ты моя любимая жена. И что он тебе сказал?

— Он сказал, что все виды мытников обречены на вымирание, и последствия будут катастрофические.

— Они такие всегда. А что такое мытник?

— Как выясняется, растение. Пользуется популярностью у всех жвачных животных.

— Коров?

— Коров, овец, коз, возможно, и снежного человека.

— Снежный человек — жвачное животное?

— Знаешь, он всеядный, то есть отправляет в пасть все, что захочется, — мытник, кошек, маленьких детей.

— У меня есть одна версия насчет снежного человека. — Мак насупился. — Я знаю, она очень неоднозначная. Но моя версия такова — снежного человека не существует.

— Радикально. С ней ты точно получишь три часа эфирного времени в субботней программе Айана Паннетта [36] на «От побережья до побережья».

— Так в чем катастрофа?

— Некоторые травы растут в изобилии лишь рядом с мытником, а других трав будет много, только если их опылят первые травы. Я, возможно, что-то и путаю, потому что тогда меня занимали мысли о самоубийстве. Но итог я помню точно — возникнет биологическая цепная реакция, которая приведет к исчезновению тысячи видов трав.

— А что же мы посадим на нашей лужайке?

— В квартире у нас нет лужайки.

— Не думай только о себе. А как же пригороды?

— Если их обитателям не придется выкашивать лужайки, они будут больше времени проводить у радиоприемников, — указала Шелли. — Знаешь, я не верю, что ты способен на такую экстраполяцию — с мытника на весь мир.

— Как я понимаю, Цыпа экстраполировал, так что ты в курсе.

— Да, экстраполировал и по доброте душевной поделился со мной результатами. Потеряв травы, мы потеряем всех жвачных животных. Это означает, что мы потеряем источник мяса, молока, сыра, шерсти, кожи, костяной муки и оленьих рогов, которые вешают над камином в охотничьих домиках. Начнется голод. Обувь останется только из кожзаменителя.