— Может, ты и прав, — признала Дженна. В последнее время, даже загруженная работой и поглощенная беспокойством за Малика — а может, это и было причиной, — она чувствовала, что ее жизнь словно остановилась. Тропический пляж в такой ситуации выглядел весьма заманчиво.

Усаживаясь в бизнес-классе самолета, она подумала было просмотреть материалы к докладу, но потом решила, что знает тему, как свои пять пальцев, поэтому лучше расслабиться и насладиться ничегонеделаньем. На конференции придется присутствовать не больше нескольких часов. Остальное время в ее полном распоряжении.

Приятную полудрему прервали звуки низкого мужского голоса и женский смех. Дженна открыла глаза. Стюардесса заботливо обхаживала мужчину, которого посадила рядом с Дженной. Это был худощавый субъект, покрытый темным грубым деревенским загаром, его светлые волосы были основательно побиты сединой.

— Вам принести журнал? — заметно волнуясь, спрашивала между тем стюардесса. — Или, может, хотите что-нибудь выпить?

— Э, голуба, когда-то я обещал своей мамочке, что никогда не буду пить раньше полудня. Но чего только я не наобещал в детстве. Так как насчет «Кровавой Мэри», когда поднимемся в воздух?

Девушка рассмеялась, словно услышала самое остроумное на свете замечание.

«Вот так, — подумала Дженна, — и ловятся на удочку женщины».

— Трейвис Хэйнс, мэм, — растягивая слова, произнес сосед и повернулся к Дженне в явном ожидании, что в ответ она назовет свои имя.

— Дженна Соррел, — ответила она, постаравшись, чтобы ее голос прозвучал как можно холоднее.

Но мистер Хэйнс, казалось, этого не заметил.

— У вас красивое имя, — сказал он.

Когда табло «Пристегните ремни» погасло, стюардесса принесла Хэйнсу выпивку.

— Вы не дадите мне автограф? — умоляюще произнесла девушка. Дженна до сих пор думала, что так хлопать глазами можно только в комедиях положений.

Трейвис Хэйнс черкнул требуемый автограф на салфетке.

— Может быть, эта леди тоже хочет выпить или закусить? — многозначительно произнес Хэйнс.

— Нет, нет, благодарю вас, — сказала Дженна стюардессе.

— Спасибо, вам мистер Хэйнс, — проникновенно сказала стюардесса и пошла к другим пассажирам.

— Я старое ископаемое, — проговорил Трейвис, обращаясь к Дженне. — Что-то вроде «харлей-дэвидсона». Ты, может, сам и не хочешь мотаться на мотоцикле, но чертовски приятно, что их еще делают.

Дженна против воли улыбнулась. То, что в устах другого мужчины прозвучало бы вызывающе и даже агрессивно, в исполнении Трейвиса было совершенно невинным и даже забавным. Кто же этот очаровательный человек, говорящий с таким дремучим южным акцентом, что поначалу Дженна понимала его с великим трудом?

— Она определенно очень высокого мнения о вас лично, — заметила Дженна, глядя вслед девушке.

— Издержки профессии, — ответил Трейвис.

— Кто же вы по профессии? — Господи, она что, и вправду хочет это знать?

— Иногда я вылезаю на сцену и начинаю выть дурным голосом, но многие считают, что это народная музыка — кантри, старые деревенские песенки. Однако я не рассчитываю на то, что меня знают на каждом углу. Многие вообще обо мне никогда не слышали, и это в порядке вещей, — заверил ее Хэйнс, хотя Дженна и не собиралась извиняться за свое невежество. — Я исчез с глаз публики как раз тогда, когда дело шло к тому, что я стану всеамериканской знаменитостью.

— Правда? И почему, вы думаете, это произошло? — В Дженне проснулся профессиональный интерес. Кроме того, самоуничижительный тон человека, как это ни странно, очень ей нравился. Этот мужчина сильно отличался от привычных бостонцев. Именно таких называют «старая американская косточка»

— Будь я проклят, если я вообще что-нибудь думаю. Но мой чертов агент имеет на это свою точку зрения. Не скажу, что она мне льстит.

— Что же говорит ваш чертов агент?

— Раньше он обычно говорил, что я просто дурак, и все. Потом он стал ходить на сеансы «психотренинга» и заявил, что я страдаю боязнью успеха.

— И вы в это поверили? — спросила Дженна, гадая, что за отношения связывают Трейвиса с его агентом.

— Не могу сказать, чтобы на все сто процентов. Иначе я не вернулся бы на сцену в девятый или десятый раз.

— То есть если бы вы боялись, то не стали бы возвращаться? — уточнила Дженна.

— Что-то вы задаете слишком много вопросов. Чем вы, собственно говоря, занимаетесь в жизни? — поинтересовался Трейвис.

— Я психолог. — Она вдруг с удивлением поняла, что произнесла это извиняющимся тоном.