Пока служанки сервировали стол, Сабах пела низким, хрипловатым голосом об утраченной, обретенной и вновь утраченной любви. На глазах слушательниц блестели слезы: мелодия и слова песни будили в женщинах самые сокровенные чувства.

Сабах умолкла, и музыканты заиграли народные мелодии, передаваемые арабами из поколения в поколение на протяжении столетий. Ливанские танцовщицы исполнили танец живота, а потом выступала иллюзионистка.

Слышалась оживленная болтовня, прерываемая взрывами веселого смеха.

— А эта Амира вовсе не так уж красива, — говорила своей матери пухленькая тринадцатилетняя девочка. — Почему такой красавец, как принц аль-Рашад, выбрал в жены именно ее?

— Тсс. — Мать приложила палец к губам. — Принц Али — насиб Амиры, ее судьба. Подожди, через год-другой твой отец найдет и для тебя прекрасного принца, иншалла.

Раскрепощенные и почувствовавшие свободу женщины весело щебетали, наслаждаясь увеселениями и импровизированным показом мод. В тот день каждая женщина надела самые красивые вещи из своего гардероба. На некоторых красовались изысканнейшие европейские платья, на других — наряды, выполненные местными портными по моделям из западных журналов мод. Зал буквально переливался блеском драгоценных камней. Когда еще представится возможность блеснуть перед всеми не только богатством мужа, но и продемонстрировать свету его любовь и преданность?

Когда подали кофеи мятный чай, дюжина гостей двинулась в середину зала. Под аккомпанемент таблы(маленького барабана) и оуда(инструмента, похожего на лютню) они начали танцевать ремальский хороводный танец. Поначалу движения танцовщиц были медленными и по сравнению со страстными телодвижениями танца живота даже, пожалуй, вялыми. Но ритм постепенно убыстрился, и женщины закружились в чувственном, эротическом вихре.

Гости, сидевшие за столом, громко поощряли танцующих, выражая свое одобрение. По мере того как танцовщицы приближались к Амире, разговоры вокруг становились все более игривыми и непристойными. Амира вспыхнула до корней волос, слыша, как женщины высказывают догадки о том, что надето у нее под платьем и как быстро принц ухитрится все это снять. Дамы гадали, большой ли у Али член и насколько энергично он будет им пользоваться.

До глубины души смущенная фривольными разговорами, Амира тем не менее была просто счастлива: никогда еще она не была окружена столь искренним, бьющим через край весельем. Каждая минута праздника была подлинным наслаждением, и, когда тетушки сказали ей, что пора идти к мужу, Амира искренне огорчилась.

За дверью зала приемов Амиру ждал отец. С необычайно торжественным выражением лица Омар взял дочь за руку и повел ее по просторным коридорам и мраморным лестницам дворца, которому предстояло стать ее домом.

Остановившись перед дверью, богато отделанной черным деревом, он потрепал дочь по щеке.

Казалось, Омар собирается произнести какие-то серьезные слова, но вместо этого отец просто обнял Амиру.

— Да защитит тебя Аллах, доченька.

Из глаз девушки хлынули слезы. Как странно, подумала Амира. Как ждала она этого момента, как мечтала освободиться от удушающей опеки отца и теток, и вот эта минута наступила. И что же? Она не чувствует ничего, кроме грусти от расставания с чем-то родным и близким.

Амира поцеловала отца и осталась одна перед дверью покоев мужа. Она видела не очень четкие фотографии принца в газетах, кроме того, Али показывали по телевизору во время официальных праздников Ремаля. Интересно, каким он окажется в действительности?

Амира легонько постучала в дверь, она медленно распахнулась, приглашая ее войти в такие роскошные апартаменты, по сравнению с которыми дом ее богатого отца мог показаться бедной лачугой. Старинная европейская мебель, стены увешаны полотнами, виденными Амирой в книгах и альбомах репродукций, — Пикассо, Ренуар, Синьяк… Продолжать можно было бесконечно.

Элегантность принца Али была под стать обстановке покоев: белый шелковый халат с монограммой поверх изысканной пижамы. Али аль-Рашад оказался красив, как кинозвезда — тонкокостный, невысокий, но безупречно сложенный, с угольно-черными глазами и шелковистыми темными волосами; он был просто неотразим.

Целую минуту он молча созерцал Амиру, словно она была одной из его картин, затем улыбнулся.

— Пусть вечность будет так же прекрасна, как ты в это мгновение.

Амира испустила вздох облегчения.

Али протянул ей руку. Послушно и испытывая чувство, очень похожее на благодарность — в конце концов ее муж не оказался стариком, как муж Лайлы, — она вложила в его ладонь свои пальчики.

Он ввел Амиру в спальню, посредине которой высилась громадная китайская резная кровать ручной работы, украшенная золотом. Амира молчала, стараясь освоиться с расточительной роскошью королевского дома.

— Шампанского?

Она ужаснулась. Амира не была религиозной фанаткой и знала, что многие ремальцы пьют, несмотря на строжайший сухой закон, но сама она ни разу в жизни не пробовала вина.