— Завтра суббота, — задумчиво произнес Филипп, — так что если я сегодня улечу, то два дня буду сидеть дома или околачиваться по окрестным бистро, а здесь у меня великолепная компания. Но днем в воскресенье мне надо будет лететь. Иншалла,— добавил он с улыбкой.

— Пусть произойдет то, что должно произойти, но все равно нам будет грустно провожать вас, друг мой.

Амира мысленно поблагодарила Бога за задержку с отъездом француза. Она была уверена, что в оставшееся время найдет способ переговорить с ним без помех. Ей нужно было выслушать его соображения, она нуждалась в совете. Амира поняла, что без Филиппа не сможет принять окончательного решения.

Однако все складывалось не слишком удачно. Весь день в субботу Амире пришлось помогать Зейнаб со сборами: сестра мужа переезжала домой вместе с семьей. Зейнаб подняла крик по поводу пары сережек, которые она якобы забыла на туалетном столике. После долгих поисков драгоценности были найдены в шкатулке.

Филипп целый день пропадал во дворце. Вернулся он затемно, уставший и измотанный, и сразу отправился в свою комнату отдыхать. Али уехал на какую-то назначенную встречу и, позвонив откуда-то, сказал, чтобы Филипп и Амира ужинали без него. Снова они вдвоем сели за стол, что — Амира знала это наверняка — шокировало слуг до глубины души. Филипп потерял аппетит и почти ничего не ел, выпив за ужином только стакан белого вина. Шел неспешный разговор о пустяках. Оставалось только произнести слово «Тебриз». Но оно так и не прозвучало. «Рано, еще не время», — решила Амира.

Няня принесла Карима. Посидев на коленях у Амиры, малыш сполз на пол и добрался до ног дяди Филиппа. Когда мальчишка забирался на колени к Филиппу, вернулся Али, шумный и чем-то возбужденный. Амира подумала, что он пьян.

— Какая идиллия! — рассмеявшись, воскликнул Али. — Я грешным делом подумал, что ошибся и забрел в дом богатого европейца, его молодой жены и маленького ребенка.

— Возможно, возможно, — проговорил Филипп, — но где вы видите богатого европейца?

Али снова рассмеялся.

— Друг мой, я кое-что вам привез, — сказал он.

Али вышел и через минуту вернулся с большой коробкой. В ней оказались великолепное тоби, гутра и черный агал,украшенный золотыми, массивными застежками — истинно арабское одеяние.

— Сначала был Лоуренс Аравийский, — радовался Али, — а теперь будет Филипп Ремальский.

Филипп тоже не остался в долгу. Али он подарил летную кожаную куртку, точную копию тех курток, в которых летали американские пилоты во время второй мировой войны. Для дома — по ближневосточному этикету Филипп не мог дарить подарки жене хозяина — француз преподнес цепочку из филигранно вырезанных из слоновой кости голубок.

«Какая душещипательная и трогательная сцена и какое лицемерие», — подумала Амира. От мерзкого чувства, охватившего ее, женщине захотелось громко закричать. Ну почему она не может сказать то, что хочет: «Я уезжаю и забираю с собой Карима»? И почему Филипп не встанет и не скажет: «И не вздумайте помешать нам, друг мой»?

Нет это невозможно. Потому что ужасные последствия таких слов даже трудно себе представить. Но и жить среди притворства и лжи невозможно — от этого рискуешь сойти с ума.

Маленький семейный праздник по ремальским меркам оказался коротким. Филипп явно демонстрировал свою усталость, а Али заявил, что завтра у него ранняя деловая встреча.

— Но я, естественно, вернусь, чтобы проводить вас в аэропорт, друг мой, — заверил он Филиппа.

Француз, бормоча слова признательности и извинения, отправился спать. Али, поиграв некоторое время с Каримом, который тоже смертельно хотел спать, ушел в спальню.

Не спалось только Амире. Лежа в кровати, она вглядывалась в темноту, чувствуя себя, как путник в пустыне в темную беззвездную ночь. Надо двигаться, но в каком направлении? Почти светало, когда Амира наконец убаюкала себя словами, что все на свете в руках Божьих.

Проснувшись, Амира почувствовала что-то неладное. В доме царила необычайная тишина, но это было вполне объяснимо: Али, конечно, уже отбыл по делам, а Филипп, видимо, все еще спал. Зейнаб со своими домочадцами тоже давно покинула дом. Карим мирно посапывал. Но в доме царило какое-то неестественное спокойствие. Тишина была мертвая. Амира поспешно оделась и спустилась вниз. Где слуги? Она позвала их, но ответом ей было полное молчание.

Никто не откликнулся на ее зов. Амира готова была позвонить слугам и потребовать объяснений, как вдруг заметила маленькую горничную Ханан, которая в красивом платье шла по двору к воротам.

— Ханан! Иди сюда. Скажи мне, где остальные слуги?

— Откуда же я могу знать, ваше высочество? Некоторых из нас хозяин послал во дворец — готовится к вашему приезду, а других отпустил домой, чтобы мы могли отдохнуть после праздника. Да и то сказать, нам в те дни здорово досталось. Меня он тоже отпустил, и я собираюсь к матери.

— Но здесь же никого не осталось! — Ханан промолчала. Разногласия между хозяином и его женой ее не касались. — Когда он отдал это распоряжение?