– Ну почему же, – возразил месье Жак. – Христианство…

Деготь попробовал застегнуться, но у него не получилось. На помощь пришел француз. Ловкие пальцы врача занялись пуговицами.

– Буржуазия и христианство придумали множество норм, которые помогают им держать мой класс в повиновении. «Не убий», «не укради»…

– Вполне здравые мысли. Если б не они, то неизвестно, что стало бы с человечеством.

– Согласен. Мысли верные. Только почему-то сама буржуазия их не соблюдает и крадет прибавочную стоимость и убивает нас непосильной работой.

Коминтерновец неудачно шевельнулся. Боль ударила в плечо острой иглой. Он зашипел и уже сердито сказал:

– Неужели вы не видите двуличия? Эти нормы принимают неколебимость только там, где кто-то покушается на собственность сильных мира сего! А во всех других случаях…

Деготь осторожно опустил раненую руку в рукав пиджака, попробовал пошевелить ее. Больно! Только терпеть боль куда как лучше, чем лежать во французском морге. Эта мысль добавила ему оптимизма.

– Так что, мсье Жак, мой вам совет – пересмотрите свои нравственные нормы. Если выгодно вашему классу – убейте, если выгодно – украдите. И пусть замороченная буржуями совесть не терзает вас. Объясните ей – у трудящегося человека и буржуя, сосущего из него кровь, не может быть одной морали.

Он хотел добавить о классовом чутье, но понял, что увлекся, и скомкал разговор.

– Извините, мсье Жак… Заговорил я вас.

Француз проворчал что-то неопределенное, но с явным намерением еще подискутировать на эту тему, однако Деготь прекратил бесполезную дискуссию.

– У вас писем для меня нет?

Хозяин на секунду застыл, припоминая, и хлопнул себя по лбу.

– Вот хорошо, напомнили… Есть! Есть письмо!

Владимир Иванович сунул конверт в боковой карман. Сидя в такси, он поискал метки на нем, улыбнулся, после чего сунул обратно. В этой бумаге за ничего не значащими строчками и шифром ожидало его новое задание.

Уже дома прочитав его, он только головой покачал. Задачу ему поставили не то чтоб сложную, но странную. Предписывалось агенту Коминтерна встретить и сопровождать перемещения спецгруппы ОГПУ по Европе, конкретнее, по Швейцарии и Испании.

Раскуривая папиросу, он попробовал догадаться, что это может означать, но так ничего и не придумал.

Что-то странное происходило на Родине…

Неделю спустя он и еще трое товарищей уже разъезжали в Швейцарии, и только тут Владимир Иванович понял мудрость московских руководителей!

Ни один из прибывших товарищей за границей не бывал, а кроме того, не знал ни языков, ни правил поведения.

Началось со смешного – они ему не поверили! Они не представляли, что никакой маскировки, чтоб подобраться к Монблану, не нужно, а достаточно приличной одежды, чтоб не выделяться. К их огромному удивлению, Деготь оказался прав.

Кругом было столько буржуев, что четверо прилично одетых чекистов затерялись в них совершенно без проблем.

Дегтю, уже привыкшему к фальшивому изобилию послевоенной Европы, это было знакомо, а вот прикомандированные к нему товарищи смотрели на все это со сдерживаемым пролетарским гневом.

У них перед глазами мелькали переполненные людьми добротные рестораны, автомобили и фуникулеры. На них, первый раз попавших за границу, впечатление это произвело ошеломляющее.

Они долго стояли около витрины шоколадной лавки, не в силах уйти и не решаясь войти внутрь, опасаясь не сдержаться.

– Вот живут, капиталисты проклятые, – наконец сумел отвернуться от витрины боец Евстухов. – Пролетарию хлебушка не досыта, а у него, у падлы, все стекло в шоколаде… Натуральный нэпман!

– Ничего. Поправим, – бодро отозвался руководитель группы товарищ Варейкис, искоса поглядывая на Дегтя, словно прикидывал, чего ждать от нового человека. – Для того мы с вами, товарищи, сюда и прибыли. Придет время – восстановим и тут пролетарскую справедливость!

Коротким движением он расправил усы.

– Задача наша простая, – пояснил он для Дегтя, – все ж не здешний Зимний брать. Нужно только по горам походить, осмотреться… Прикинуть что к чему… И пусть вам эта мишура глаза не застит.

Он повернул голову, и оба чекиста посмотрели вместе с ним на чистенькие улицы городка, на витрины магазинов, на упитанных людей, выходящих из вращающихся стеклянных дверей.

– Шоколад у них действительно хороший. Может быть, даже и лучший на всем земном шаре. Только благородная горечь это все пот и слезы нашего брата – пролетария…

Он говорил, и глаза товарищей твердели в предчувствии классовых битв.

Вместе с группой Владимир Иванович облазил окрестности. Ему ничего не говорили ни о сроках, ни о задаче группы и он слегка тяготился своей никчемной ролью гувернера. Через пару дней прогулок – по-другому не скажешь – вокруг Монблана, он вроде бы догадался, что нужно гостям, и словно невзначай обратил внимание товарища Варейкиса на туристические проспекты, что лежали рядом с портье в их шале.