Скорый автоинвалид поршнем гнал впереди себя затхлый воздух, свет фар тонул в глубине бетонного шприца туннеля; перед колесами плясали сумасшедшие крысы, безропотно ложась под стёртые шины.

Кормчий – Двадцать Седьмой приступил к очередной войне. Был законный повод: варвары нагнали тучи и пошел долгий осенний дождь. Город стал черным от сырости, а за сопкой все так же сияло чистое небо. Войска подтянули к Границе, которая нынче позорно торчала полосатыми столбами у старой автостоянки. Войска – в основном бойцы Железного отряда, страшно много, почти триста сабель – глухо роптали. Военных действий все не было, а только шел дождь. Вольнонаемная шушера из западных подвалов раздобыла где-то дрожжи и сахар, и теперь, в напряженнейший военный момент, собиралась кучками, глушила брагу и надрывно пела про Чуйский тракт.

Железный отряд держался, но гниль просачивалась сверху. Однажды Кормчего, в стельку пьяного, с факелами и долгим «Ура!» пронесли к командному шатру его близкие сотоварищи; обвиснув на дружеских плечах, Кормчий хрипло пел песню про остров невезения, где нет календаря. А после швырял из палатки в вестового своими многочисленными генералиссимусовскими погонами, деловито приговаривая:

– Руссо туристо! Облико морале! Будешь у меня, шельмец, знать! – А чего знать, не уточнял. Вестовой, как послушный пес, тут же приносил мокрые погоны назад.

Про отряд, что мимоходом канул в подземелье, забыли напрочь. Впрочем, было не до него: шла война и холодный дождь.

Через два дня Граница снова была укреплена на сопке, и, случайно трезвый Кормчий, стоя подальше от разделительного столба, зачитал в жестяной рупор нынешнему граничнику варваров длинное заявление о бессмысленности дальнейшего сопротивления.

Граничик, одетый во фрак, вылитая копия Кормчего, держал карабин «на караул» и поедал глазами своего воинственного двойника. Иногда, невпопад, орал: «Так точно!», и свита Кормчего немедленно аплодировала. Все шло как положено, эта процедура многократно проводилась предыдущими Кормчими. После выступления начальника участвующие в переговорах сели в заранее подготовленные кресла и выслушали ответное заявление граничника-двойника. Тот с пафосом проорал те же самые угрозы, но с жутким акцентом, из-за которого понять, о чём он говорил, было практически невозможно. Затем отдал честь карабином и застыл в сложной позе атакующего ниндзя. Никто ничего, ясное дело, из его выкриков не понял, но аплодировали от души.

После чего ритуал посчитали законченным и все разошлись до следующих военно-парламентерских действий. На сопке водрузили корявое полотнище с театральной надписью «АНТРАКТ». Война перешла во временное… очень временное перемирие.

Они чуть не задавили Колдуна.

Уорл принял темную фигуру за большую крысу и наддал газу, но машина вдруг пошла юзом, заглохла и остановилась: перед бампером стоял Колдун, с сосредоточенным видом карябая что-то гвоздиком на покрытой плесенью бетонной стене. Он даже не глянул на гостей, задумчиво рассматривая созданный им чертежик и подсвечивая себе пучком гнилушек. И очнулся лишь когда Аврелий взял его за плечо.

Уорл всерьёз психовал за рулем: он хотел выскочить и дать хорошего леща придурку, который чуть не оказался под колесами, но надёжно зацепился брючиной за педаль газа. Гелла же только что проснулась от резкой остановки и ничего не могла понять.

– Ты! – Аврелий запнулся и зло потрусил Колдуна за плечо. – Ты зачем?

– А, это вы. – Колдун наконец-то увидел машину. – Я, между прочим, вас жду. Наверху опять чушь, устал я от нее. Вы здесь обязательно прошли бы, но что-то рановато добрались, я-то думал… Ага, ясно! Не ожидал, что этот драндулет поедет, иначе бы сам на нем катался. – Колдун застенчиво улыбнулся. – Издержки гуманитарного воспитания, понимаешь. – Мягко снял руку Аврелия со своего плеча, повернулся к стене. – Вот здесь я кое-что придумал. Глядя – это мы, а тут…

– Идиот! – запоздало проревел взбешенный Уорл. – Куда этот дурак только смотрит, а еще интеллигент!

– Да, верно, – Колдун повернулся к машине, – это верно. А что означает слово «интеллигент», ты знаешь? Ответь-ка, дружок.

Уорл подергал рычаг сцепления, сплюнул сквозь щель в зубах:

– Не знаю. С языка сорвалось. Наверно, ругательство. Не помню.

– Вот-вот, – согласился Колдун. Потом стер рукавом чертёжик со стены, вздохнул и сел в машину. – Хорошие вы ребята, только бестолковые. Дальше я дорогу показывать буду. Как лоцман.

– Как кто? – спросила Гелла.

– Ну, неважно, – Колдун посопел и добавил: – Удивительно! При таком невежестве и добраться сюда!

– А мы монетку кидали, куда идти, – честно призналась девушка, – вот и добрались.

– Ага. Монетка, значит, – Колдун нетерпеливо толкнул Уорла в спину. – Ехай! Ехай!

Уорл пожал плечами. Машина вдруг завелась и двинулась вперед.

– А крысы? – тонким голосом воскликнула Гелла. – Тут же полным полно крыс! Как же вы в одиночку, столько времени… И почему ждали нас именно здесь?

– Как меня зовут? – ласково, не поворачиваясь к ней, спросил Колдун. – Стой, – тем же голосом скомандовал он, – поворот проскочили. – Уорл проворчал тихое и нецензурное, но сдал назад и въехал в нужный рукав тоннеля.

Машина унеслась вдаль. Затаившиеся крысы выбирались из щелей и, хмелея, нюхали острыми мордами бензиновую гарь.

Его Военное Величество Очередного Кормчего, Прижизненного Друга Города, убили.

По-деловому убили. Как говорится, ничего личного.