Она расправила плечи, вскинула голову, и, если ее глаза блестели чуточку ярче обычного, что с того? Его глаза горели адским огнем.

— Сожалею, что из-за меня ты попал в такие неприятности.

— Ты совсем не то хотела сказать.

Она продолжала, не слыша его возражений, словно ей нужно было выговориться раз и навсегда:

— Из-за меня ты можешь проиграть на выборах. Из-за меня Эриэл будут дразнить, оскорблять, избегать. — Ее голос задрожал, и она прошла к окну. — Я не имела права считать, что у нас что-то получится.

— И поэтому ты убегаешь.

— Убегаю? Может, и так.

Ему хотелось, чтобы она стала отрицать это. Отвечать ударом на удар. Он хотел, чтобы она понимала: он любит ее и готов защищать от любого врага.

— Я думал, между нами что-то есть. Что-то хорошее. Что-то прочное. Я думал, ты согласилась стать моей женой, потому что любишь меня.

— Господи, да я люблю тебя, люблю до умопомрачения!

Она любит его! Тогда все остальное не имеет никакого значения. Неожиданно его гнев превратился в желание. В любви они уже были едины душой, и он жаждал теперь единства телесного. Если есть любовь, то им не страшны никакие преграды. Она перебросила ему мост через ров.

Он обнял ее и, несмотря на сопротивление, прижал к груди и поцеловал в макушку.

— У тебя была трудная жизнь, любимая, тебе довелось увидеть немало грязи, и ты была одна. Теперь ты больше не одна. Я знаю, что эта статья причинила тебе боль, и нужно какое-то время, чтобы ее пережить. Но прошу тебя: позволь нам с Эриэл и всем честным людям Вайоминга доказать тебе, что ты не такая, как написал о тебе репортер, и не такая, как думает Кэл Давенпорт. В большинстве из нас еще живет дух первых поселенцев, способность судить о людях по тому, какие они теперь, а не по тому, какими они могли быть когда-то в прошлом.

Она положила руки ему на пояс и прижалась лбом к его груди. Он стал гладить ей спину и руки. Пропустил сквозь пальцы ее волосы.

— Здесь тебе нечего бояться.

У нее в глазах стояли слезы. Судорожно вздохнув, она высвободилась из его объятий и встала по другую сторону стола. И снова между ними возник холодок, а мостик единения показался вдруг непрочным.

— Речь идет уже не обо мне. Речь о тебе и об Эриэл.

Сделав два шага, он мог бы снова обнять ее. Но Марго остановила его взглядом. Она стояла, вцепившись в спинку стула, словно боясь упасть без этой опоры.

— Я должна уехать именно потому, что люблю тебя, — продолжала она.

— Не смеши меня. — В нем вспыхнула новая злость, совсем не такая, как та, что обуяла его после газетной статьи. Неужели она действительно верит в такую нелепицу? Неужели на самом деле думает, что своим отъездом оказывает ему услугу? — Если бы ты любила, то осталась бы здесь и вышла за меня замуж.

Она отвернулась и стала смотреть в окно. Из-за ее плеча он видел, как его дочь играет со щенком. Когда Марго вновь заговорила, ее тихие слова казались всего лишь тенью ее чувств:

— Ты хоть представляешь себе, во что превратится жизнь Эриэл, если я останусь? Теперь, когда все знают, что я бывшая заключенная, обо мне будут говорить за ужином и в гостях. Каждый станет осуждать меня, презирая за малодушие. И все как один будут жалеть Эриэл, потому что ей приходится жить и расти в одном доме со мной. Если я останусь, дети начнут шептаться у нее за спиной. К ней станут придираться, видя ее беззащитность и уязвимость. Она уже не дождется приглашений на дни рождения от детей из «хороших» семей. Ее будут толкать в коридорах, начнут анонимно звонить и говорить гадости по телефону. Разве ты этого для нее хочешь? Если я сейчас уеду, ты сможешь признать, что ошибся, когда взял меня в дом, и потом с уверенностью заявить, что исправил эту ошибку. А через неделю или месяц твои друзья даже не вспомнят, что я вообще приезжала в Ларами.

— Забудь об этом. Я не собираюсь объявлять, что ошибся в тебе. И мне наплевать, что думают другие.

Ее глаза наполнились слезами, и она с досадой стукнула ладонью по спинке стула.

— Неужели ты ни слова не слышал из того, что я говорила? Пока Эриэл ни о чем не подозревает. А что будет завтра? А на следующей неделе? Или ты думаешь, что до дня выборов положение станет лучше? Пока я здесь — не станет.

С упавшим сердцем, борясь с охватившим его страхом, Райли подчинился порыву. Он подошел к ней. Оторвал ее руки от спинки стула. Притянул ее к себе.

Сопротивляясь, она попыталась отгородиться от него локтем.

— Поверь, скоро ты будешь радоваться, что я уехала.

— Никогда в жизни. Особенно зная, как сильно ты меня любишь. Черт возьми, Марго, неужели ты действительно думаешь, что я могу дать тебе уехать?

Она вырвалась у него из рук и отошла в другой конец кухни.

— Ты сможешь. Ради Эриэл. Как и я смогу уехать — ради Эриэл.

Эриэл.

И Райли вдруг понял, что сможет.

Даже если произойдет лишь малая часть того, что предсказывала Марго, он пойдет на все, чтобы оградить дочурку от этого ада.