Шрифт:
– Ну, что там? – спросила у нее толстая, флегматичная кухарка Лиля.
– Да ничего не нашли опять.
– И не найдут, – Лиля вдруг заговорщицки подмигнула Сандре. – Ты, девочка, на тетю Лилю можешь положиться…
Сергей, Толя и Валентина с изумлением уставились на красную Сандру, которая втащила за рукав на террасу упирающуюся кухарку.
– Вот. У нее спросите. Она спрятала. Она думала, что я убила хозяйку, и бритву спрятала! Говори же быстро, ну!
Бритву, завернутую в пакет, Лиля вытащила из большой банки с черным перцем, стоящей на одной из полок в огромной кладовой в подвале.
– Где вы ее в тот день нашли? – спросил Сергей.
– Да прямо у порога и нашла. Я пришла, когда милиция уже подъезжала. Захожу, смотрю – лежит. Взяла. Сначала в мусорный бак хотела выбросить, потом думаю, найдут.
– И с какой целью вы так далеко прятали?
– С какой! Сандру пожалела. Думала, все ж таки она ее убила, как и собиралась.
– Я? Собиралась? – Глаза Сандры заняли пол-лица.
– Ну, чего уж. Когда вы с Римом обжимались на заднем дворе, я слышала, как ты сказала: «Ну, что мне сделать? Себя убить? Ее? Тебя?» Ну, думаю, начала с нее.
– Я так говорила, – всхлипнула Сандра. – Мне что, с вами ехать?
– Оставайтесь, пожалуйста, здесь до результатов экспертизы, – устало сказал Сергей. – Главную улику нашли нам именно вы.
Глава 11
Отец Марии стоял у входа, когда они подъехали. Дежурный ему что-то сказал, и он подошел к Сергею.
– Меня зовут Николай Николаевич Пронькин. Моя дочь Маша… – Его голос сорвался.
– Она вне опасности, – сказал Сергей. – Просто очень большая кровопотеря, сейчас Мария под капельницей, к ней нельзя…
– Спасибо большое… Мне никто даже не мог сказать, жива ли она. – Подбородок мужчины задрожал, из глаз полились слезы.
– Пройдите со мной, если хотите что-то сказать или спросить, правда, у меня не очень много времени…
– Я ненадолго. На пять минут.
Он не мог ничего сказать, он не знал, о чем спросить. Он вошел в кабинет к незнакомому человеку, потому что деваться ему на этом свете было совсем некуда. К Маше нельзя. Она не просто в больнице, она в тюрьме. Домой – невозможно. Там Марина со своим металлическим голосом, ненавидящими глазами…
– Мы сейчас отдали на экспертизу одну улику, – Сергей не выдержал молчания Пронькина и начал сам. – Она по делу, одной из подозреваемых по нему является ваша дочь. Результаты будут скоро, так что я смогу вас проинформировать…
– Это убийство?
– Да. В котором она почему-то вдруг призналась. Причем крайне неубедительно.
– Что значит – неубедительно?
– Не смогла привести детали.
– Выходит, что она не виновата?
– Пока ничего не выходит. Ваша дочь в последнее время вела себя крайне агрессивно.
– Маша – непростой человек…
– Мягко говоря.
– Мне нечего сказать в ее оправдание. Я просто ничего не знаю. Одно мне понятно: если Маша захотела себя убить, значит, для нее все рухнуло… Что произошло? Вы говорите, еще не доказано, что она убила?
– Сейчас с ней попробует поговорить наш эксперт-психолог. Возможно, он сможет вам что-то объяснить.
– Вы разрешите мне еще прийти?
– Конечно. Я вам даже позвоню… Извините за нескромный вопрос: вы любите свою дочь?
– Разумеется. Почему вы спрашивате?
– У нее было свидание с матерью. Та сказала, что вы оба ненавидели дочь с самого детства.
– Так Марина сказала?.. Да, она могла… Она несчастная женщина: не смогла полюбить собственного ребенка. Я видел, что наша дочь ведет себя иногда совсем плохо. Она и нам грубила. Но я из-за этого ее очень жалел. Понимал, что все может обернуться ужасной бедой. Так и случилось. А Марина… Она просто не способна прощать отклонение от того, что считает нормой… Я пойду, хорошо? У меня одна просьба: передайте Маше, что я ее люблю.
– Передам. – Сергей задумчиво смотрел вслед уходящему человеку, олицетворению несчастья. Кто бы мог подумать? Эту дикую, опасную Марию любит папа!
– Как ты себя чувствуешь, Ирма? – Алисе казалось, что она даже во сне хотела позвонить, так ее потрясла сцена с девушкой-домработницей.
– Как. Не слышишь, что ли? Голова гудит, все болит, на душе – ужас-ужас. Если бы еще люди родные рядом были… Тут же никто слова доброго не скажет. Наоборот: один смеется, как дурачок, другие… вообще…