Жигарь быстро столковался со Сторожевским о найме перегонной команды, и двадцать дружинников сотника перешли на наш корабль. Капитаном на трофейном судне стал Михаил Жигарь, которому не раз доводилось ходить в дальние походы по морям и рекам. Правда, чтобы оплатить перегон корабля до Новгорода, пришлось серьезно раскошелиться, но дружба дружбой, а горбатиться на халяву за чужого дядю никто не обязан.

На следующее утро наше путешествие продолжилось, только на этот раз нам пришлось охранять караван из двадцати коггов. Ветер оказался попутным, и корабли каравана, выстроившись в кильватерную колонну, к полудню вошли в устье Невы.

Ничего примечательного за время плавания по Неве, Ладожскому озеру и Волхову не произошло, однако теперь корабли плыли вверх по течению рек, и нам пришлось потрудиться на веслах. Навыки гребли у меня практически отсутствовали, поэтому к вечеру первого дня мышцы болели невероятно, но постепенно я втянулся и вторую ночь проспал как убитый. В Ладоге караван задержался на сутки, чтобы ганзейцы смогли договориться с бурлаками, после чего мы снова продолжили свой путь.

К вечеру 15 июля 1463 года мы вернулись в Новгород и пришвартовались к пристани недалеко от колесной мастерской.

Весь следующий день прошел в делах и заботах, а к полудню я получил от Еремея Ушкуйника официальное приглашение навестить с визитом его усадьбу после вечерни. На этот раз приглашение принес не обычный посыльный, а десятник городской стражи, сопровождаемый своим десятком дружинников, причем передал приглашение не на словах, а доставил целое послание, написанное на дорогой по тем временам немецкой бумаге.

Поначалу меня весьма озадачило, что приглашение Еремея доставил целый конвой городской стражи, но затем выяснилось, что дружинники прибыли также за пленными пиратами, которых они должны препроводить в Разбойную избу.

Я уже упоминал, что практически все взрослые новгородцы были грамотными, так как статус купца и гражданина торгового города подразумевал умение вести довольно сложную бухгалтерию, а также письменный учет товара. Неграмотный новгородец быстро скатывался вниз по социальной лестнице, поэтому всех детей с малолетства учили читать и писать. Однако импортная бумага являлась весьма дорогим товаром, поэтому в быту новгородцы писали на бересте, а документ, написанный на бумаге, подчеркивал высокий статус человека, приславшего мне приглашение.

Как выяснилось из разговора с доставившим послание десятником, за время нашего отсутствия Еремей Ушкуйник резко поднялся в городской иерархии и стал большим человеком в Новгороде. Молодого купца по протекции церковных властей неожиданно избрали в Совет господ [37] , где он фактически стал правой рукой архиепископа Великоновгородского и Псковского Ионы (не путать с врагом Новгорода, покойным митрополитом Ионой (Одноушевым) Московским).

По законам Великого Новгорода архиепископ являлся главой Совета господ и обладал широкими полномочиями. Иона возглавлял не только духовную власть Новгородской и Псковской республик, в его руках находилась городская казна, он ведал внешней политикой государства, а также являлся высшей судебной властью Новгорода. Чтобы не обременять главу церкви мирскими заботами, один из членов Совета господ назначался доверенным лицом архиепископа, который следил за соблюдением торговых правил, торговыми мерами веса, объема и длины, решал возникавшие торговые споры. Вот этим доверенным лицом архиепископа Ионы и был назначен Еремей Ушкуйник.

По существу, Еремей занял один из ключевых постов во властной иерархии Великого Новгорода, и я опасался, что наши прежние дружеские отношения станут жертвой высокого положения Ушкуйника. Увы, но человеческая дружба не всегда выдерживает испытание властью, а разница в социальном положении бывших друзей зачастую ставит крест даже на самой крепкой дружбе.

На этот раз Еремей приглашал меня на официальную беседу, а не на праздник, поэтому я отправился в гости в сопровождении только одного Павла Сироты, оставив остальных гвардейцев в распоряжении Михаила Жигаря, с которым мы уже стали фактически одной командой.

Чтобы не прослыть безбожником, я сразу после переезда из Вереи в Новгород взял за правило минимум раз в неделю посещать службу в церкви, стоящей неподалеку от постоялого двора. По большим церковным праздникам мы всей дружиной навещали церковь Успения Богородицы на Торгу и не скупились на пожертвования. Конечно, особо благочестивым такое поведение не считалось, но регулярные пожертвования на храм и покаянные речи на исповеди исправляли положение, и я не выглядел белой вороной среди не особо набожных новгородцев.

На этот раз я решил совместить посещение храма с визитом к Ушкуйнику и отдать Богу Богово, а потому, захватив тяжелый кошель с серебром, отправился в Новгород, чтобы успеть на вечернюю службу. Мы с Павлом добросовестно отстояли вечерню в церкви Успения Богородицы и поблагодарили Господа за удачное завершение похода в Любек, после чего встали в длинную очередь к настоятелю храма Амвросию, чтобы сделать очередное пожертвование и исповедаться в грехах.

Амвросий с благоволением принял от меня три гривны серебром и отпустил совершенный в походе грех смертоубийства, наложив на нас с Сиротой малую епитимью.