Сейчас наступает время, когда мало этой духовной трепетности, она по-прежнему меня восхищает, но к ней надо добавить что-то другое. Бойцовское чувство, готовность к самопожертвованию — я имею в виду здесь обычное, мирное, рабочее самопожертвование. Самопожертвование, которое заключается в акте труда и самоотдачи. Кто знает, ещё чего потребует от нас развитие ситуации. Дай бог, чтобы это развитие не было экстремально-бурным, ибо Россия, как целое, к этому не готова. Но что-то, что будет — то будет. Поймите меня правильно, все мои дорогие соклубники, которых я всех люблю одинаково, поймите, что действовать придётся именно так, поймите, примите это, и делайте свой свободный выбор. Никто вас ни к чему не обязывает, вы абсолютно свободны его сделать, но сделав его, вы ставите себя в зависимость от собственного выбора. Это — единственная благородная зависимость, которая существует, сделав выбор, человек дальше отвечает за него перед самим собой, а также перед мёртвыми и живыми, страной, близкими и много-много ещё чем, перед своими идеалами, перед своими любимыми, перед своими ценностями, и так далее. Вот этот вид ответственности и является главным из тех, которые могут что-то спасти. Возникнет, пробудится до конца это чувство ответственности — возможно, мы и возьмём все те невероятно трудные барьеры, которые нам предстоит брать в ближайшем будущем.

Спасибо, что вы меня выслушали, и до новых встреч.

Я обращаюсь к серьёзным людям. К серьёзным, взрослым людям, которые хотят приехать в Москву. Нас спрашивают: «Что делать — оставаться ли наблюдателями на избирательных участках в других городах или ехать в Москву?» Это зависит от того, в какой степени Вы завязаны на это наблюдение. Вы не можете покинуть позицию наблюдателя, если это обрушивает всё, если оказывается, что люди, с которыми Вы уже связались, будут потом про Вас говорить, что Вы всех бросили и куда-то поехали. Но, по возможности, приезжайте в Москву. А есть эта возможность или нет — решайте сами. Только одна просьба: если уж Вы сказали, что приедете в Москву, то — приезжайте. Никто не будет делать никаких выводов из Вашего приезда или неприезда. Но, поскольку события в Москве могут развиваться очень серьёзно, возможны любые эксцессы, любое неблагоприятное развитие событий, то мы точно должны знать, сколько людей приедет. Я ещё раз прошу — не надо перенапрягаться так, чтобы это разрушило ваши семьи, чтобы вас выгнали с работы — никто не призывает к такому перенапряжению. Я лично никогда к нему призывать не буду. Тщательно взвесьте Ваши возможности. Мы не знаем твёрдо, КАК будут развиваться события. Этого сейчас никто не знает. Все угрожают эксцессами. Ни масштаб этих эксцессов, ни их качество, ни то, как именно Система будет на эти эксцессы реагировать — нельзя ничего тут предсказать на сто процентов. Мы будем действовать, исходя из ситуации. Теперь я ещё раз повторяю: если, например, на Вас завязана вся система наблюдения в городе, и Ваш отъезд обрушит эту систему, и Вам будут предъявлены обвинения, что Вы действуете как разрушители, тогда оставайтесь в городе. Если ничего особенного от Ваших усилий там не зависит — приезжайте в Москву. И вообще — действуйте, как серьёзные люди. Понимаете, чем ситуация труднее, тем меньше в ней должно быть нервов, капризов, каких-то вибраций. Но послали мессидж именно сказав то, что я говорю сейчас — сразу начались какие-то волнения, негодования. Да, в малом круге, в десятках людей, а не в тысячах, но мне бы хотелось, чтобы этого не было вообще. Вы поняли меня? Если не поняли, повторяю: «Серьёзные, взрослые люди, которые понимают, ЧТО может произойти в Москве и хотят каким-то образом воспрепятствовать наиболее деструктивному развитию событий, пусть едут в Москву, если это, первое — не приводит к их личным человеческим катастрофам, к крушению семей, к абсолютному разрушению бюджета, при котором потом у них будут крупные неприятности, к изгнанию с работы — ВОТ, В ЭТИХ СЛУЧАЯХ ЕХАТЬ НЕ НАДО». Я никогда не буду призывать людей к ТАКИМ жертвам, по крайней мере, на этом этапе политического процесса. Мало ли, как всё будет развиваться в дальнейшем. Это первое.

Вот если вот к этом всему ваш приезд не ведёт (к разрушению семьи, к тому, что у вас возникают такие дырки в бюджете, которые потом приведут к семейной катастрофе, к изгнанию с работы — вот если К ЭТОМУ дело не идёт), ПРИЕЗЖАЙТЕ! В любом случае сообщите нам, приедете вы или нет! Сообщив же, приезжайте ТОЧНО. Мы не будем обижаться на вас, если вы не приедете по объективным причинам вот такого типа. Но если вы скажете, что приедете, а не приедете — это не хорошо!

Теперь есть вторая сторона всё той же проблемы. Вы стали участвовать в КАРИКе, стали наблюдателем и т. д. На протяжении 30 часов будет действовать онлайн интернет, в котором из Москвы мы будем анализировать события, принимать месседжи из регионов. Мы никоим образом не отказались от идеи КАРИК и будем ее РЕАЛЬНО реализовывать на Вспольном переулке в Москве в здании ЭТЦ и мы ждём ваших месседжей, ваших сигналов — мы будем их принимать, будет работать большая группа людей, мы надеемся повлиять хотя бы на восприятие процесса, а может быть, и на его результат. Если вы там, в этом КАРИКе, существуете как люди, выдёргивание которых приводит к обрушению системы, и оказывается, что к вам будут претензии со стороны ваших же товарищей, которые скажут: «Ну, как же так! Всё же замкнулось на тебя, а теперь ты куда-то там исчезаешь!..» Ну, в этих случаях — а я думаю, что это одиночные случаи — вы не приезжайте. Если же это не приведет к подобного рода издержкам, приезжайте! Вообще — действуйте как серьёзные ответственные взрослые люди. Оцените ситуацию. Почитайте ещё Интернет. Посмотрите, чем угрожают оранжевые. Услышьте всё, что я сказал в предыдущих передачах. Посмотрите ещё для любопытства Удальцова в последней передаче Шевченко «В контексте» в виде стенограммы:. Подумайте, оцените ситуацию и ПРИМИТЕ РЕШЕНИЕ — скажите «да» или «нет» («приезжаю» или «не приезжаю»). Но сказав нам «приезжаю», приезжайте. Ну, если, упаси бог, не случится чего-нибудь совсем неприятного (упаси бог, не заболеет кто-то из близких и т. д.) Но В ЦЕЛОМ, ПРИЕЗЖАЙТЕ! Примите решение — и приезжайте. А в принятии решений исходите из простых вещей — из того, что НЕ НАДО разрушать свою жизнь ради этого приезда, и НЕ НАДО разрушать дело, за которое вы взялись! Если же вы НЕ разрушаете дело, и НЕ разрушаете жизнь, и у вас есть драйв на то, чтобы приехать, ПРИЕЗЖАЙТЕ.

И, наконец, последняя моя просьба. Не вибрируйте. Не вибрируйте от каждого нашего сообщения. Ну, что же это за Армия Народных Миротворцев, которая, когда ей посылают какие-то сигналы, начинает думать, во-первых, о том, что эти все сигналы ложные, во-вторых, рефлексировать о том, что означают эти сигналы, и, в-третьих, выражает свои критические замечания? Ну, это же не люди из армии — это всё те же самые интеллигенты, замечательные, которым как раз бы лучше виртуально и интеллигентничать дальше. Те же, кто действительно готовы что-то делать, пусть услышат меня и поступят сообразно: спокойно, ответственно, как и подобает взрослым русским людям.

Спасибо вам за то, что вы это всё выслушали.

Добрый вечер, поскольку время наше ограничено, то я, с вашего разрешения, начну.

Еще раз позвольте мне от всей души поблагодарить гостеприимный Театр Советской Армии, который предоставил нам помещение рядом с нашим митингом и позволил нам спокойно обсуждать проблемы, сидя в зале. Спасибо огромное. И мы постараемся быть столь же культурными гостями, как культурны и доброжелательны наши хозяева.

Теперь начнем наше обсуждение. К нам приедут наблюдатели с трёх площадей. Две другие площади не имеют никакого серьёзного значения — они празднуют. А на Пушкинской что-то происходит. Я не понял, что сказал Удальцов, и что сказал Навальный, что они оттуда не уйдут, потому, что я твёрдо знаю, что палатки им там поставить не дадут, а без палаток, даже при большом количестве самых высококачественных горячительных напитков, больше четырёх-пяти часов они не пробудут там. Поэтому что именно имеется в виду, не ясно.

Но давайте начнём с анализа ситуации.

… [решение технических вопросов с микрофоном]…

… Решили технический вопрос? Начинаем заниматься вопросами политическими.

На протяжении всех последних недель на наших глазах осуществлялась какая-то трагическая и, я бы сказал даже, чудовищная метаморфоза. Один сюжет — борьба народа за то, чтобы изменить проводимую политику, сделав ее более социалистической, менее рыночной, скажем так, менее либеральной, более отвечающей тому, что мы представляем собой как целое и что для нас является интересами страны. Вот борьба народа за то, чтобы политика стала, даже не поворачивается язык сказать слово «социалистической», но вменяемой, более ориентированной на интересы социального большинства, в большей степени относящейся к государству как к высшей ценности, в большей степени относящейся к национальной собственности как к нормальному существованию экономики и т. д., ну такой «кейнсианской» с элементами социализма, я на большее никогда в том, что касается Зюганова, не рассчитывал, но хотя бы такая политика. Вот народ боролся за то, чтобы политика вернулась в какое-то такое русло. Чтобы она двигалась вот отсюда вот к той телекамере [показывает направление]. Чтобы мы двинулись от нынешней ситуации, которую мы все воспринимаем как весьма и весьма пагубную, к тому, что желанно нам всем и очень большим группам в народе, как к идеалу. Чтобы вот отсюда я пошел сюда, или сюда, или сюда, или сюда… [шагает в ранее указанном направлении к телекамере], и, наконец, дошел до камеры и сказал: «Вот он, наш идеал! Ура! Мы победили! СССР 2.0, Красный проект и т. д.» [Возвращается назад]

Все при этом говорят, что вот это положение, в котором все находится, ужасно. Я тоже считаю его ужасным. Я ни разу не называл это положение замечательным, никогда не говорил вместе со всеми здесь собравшимися, что мы встаём с колен, напротив, называл всё происходящее «ликвидкомом». Но всегда, какое бы ужасное положение не было, оно может стать ещё хуже. И вместо того, чтобы двигаться к этой камере, можно двигаться в другом направлении. Сюда, сюда, сюда,… [идёт в противоположном направлении],… сюда, к колонне. [Возвращается назад]. Или просто, встать с этой точки и пойти сюда, сюда [шагает перпендикулярно предыдущим направлениям, к краю сцены], а потом прыгнуть в пропасть. Поэтому каждый раз, кода люди говорят: «Мы ждём перемен, мы ждём перемен» — это абсолютный идиотизм потому, что спрашивают, в каком направлении эти перемены? Есть программа Зюганова, и я считаю эту программу позитивной. Там есть национализация определённых отраслей, там есть социальная политика, там есть другие вещи, поэтому если это двигается сюда [снова идёт в направлении телекамеры], всё замечательно! И можно сказать, что все-таки своими передачами, которые шли на протяжении полутора лет, я в немалой степени способствовал тому, что какая-то часть народа проснулась, что какая-то часть народа решила, что это направление действительно отвечает исторической судьбе, и что Зюганова поддержало больше людей, чем его поддержало. <Тут, наверное, правильнее было бы сказать «поддерживало»>. Всё в порядке. Поэтому, когда начались выборы, то все мои симпатии и всё, что было связано с моим представлением о должном, находилось на стороне Зюганова, никаких лично непреодолимых конфликтов между мной и им не существует, и я был полностью готов всячески, как это только можно, поддержать Зюганова.