[Аплодисменты]

Третий принцип. Видение судьбы буржуазного миропорядка вообще. Все говорили, что буржуазия и нет ей альтернатив. У нас буржуазия стала криминально-буржуазным субстратом, который не продемонстрировал ничего созидательного за двадцать лет! Они говорят, что у них там шестьсот каких-то предприятий, которые куда-то растут.

Я говорю, ногти тоже растут, и что? Говорят, что они даже у трупа растут. Где страна?! Где круппы, тиссены, форды? Как можно строить капитализм без капиталистов? Где люди, готовые считать свою страну великой, которые готовы способствовать этому величию, которые понимают, что их капитализация есть это величие, а не их виллы в Ницце? Или даже где-нибудь тут под Москвой, это уже не важно. Где эти группы, где эти силы? Изначально строили капитализм буржуазным, достроились до монстра, который пожирает всё! Это первый процесс.

Второй процесс — февральский. Россия — не буржуазная страна. В феврале буржуазия была лучше 17-го года. Но она всё проиграла, всё проиграла в отличие от французской, английской буржуазии. Нет решительности, нет государствостроительного чувства, нет политической воли, нет понимания невещественного.

И третий процесс — это крах буржуазного порядка в Мире. Об этом говорят все! Мы должны раз и навсегда сказать, что буржуазные утопии в России прекращаются. Что нам придётся осваивать другие передовые модели: меритократические, посткапиталистические, модели общества знаний, чёрт возьми, этих креативных классов, только настоящих, а не фиктивных, но только не эту модель! Буржуазная модель продемонстрировала за двадцать лет свою бесперспективность. Пусть попробуют еще за год-полтора-два что-то сделать, сформировать какой-то класс и предъявить какую-то стратегию. Но ведь нету этого! А даже если они это сделают, но мы правы в том, что касается глобального миропорядка и ценностей, то это что, построение капитализма в отдельно взятой стране? А это возможно? Я считаю, что это абсолютно невозможно. Поэтому третье расхождение заключается в том, что одни считают буржуазный миропорядок райским, безусловным и, по крайней мере, безальтернативным, а мы заявляем, что для России это исчерпанный двадцатилетний проект, которому мы должны искать прогрессивные, передовые альтернативы, ориентируясь на свой исторический опыт. И ничего другого быть не может!

[Аплодисменты]

Четвёртый принцип. Только вчера я понял, почему страна проголосовала за Путина. Только вчера. Вот ничего не понимал. Вот все эти разговоры там, карусель, не карусель, всё это какие-то «писи сиротки Хаси», как говорят. Значит, это всё не про то. Я вчера прихожу на Первый канал, там стоит элита, сгусток. А я всё время вот, последнее особенно, очень много времени провожу вот в такой среде, которая сейчас сидит в зале, и я уже забыл, как это выглядит. А они там все! Кто его мочил, кто против него вонял, кто его облизывал — все там. И все колготятся. И я иду, и меня вдруг как какая-то волна отбрасывает назад, я даже не понимаю, что за волна. Я войти туда не могу! Понимаете? Потом он более-менее декоративно, мне даже кажется, что не слишком декоративно, стал обращаться к рабочим и инженерам этого вагоностроительного Тагильского завода и говорить им: «Такое большое спасибо, что вы там что-то сами сделали. И вы лучше, вы сильнее тех, кто тут в Москве выпендривается, вы такие-то и такие-то». Боже, что началось в элите! «Опять пролетариат! Доехали! Какой кошмар!» Такая всеобщая волна вот такой ненависти, презрения! Ну, стоял там этот мужик, что-то говорил, было видно, что он даже говорит достаточно от чистого сердца, ну он такой, да, ну может быть он ошибается, я не слишком верю, что Путин решит все стратегические задачи, которые можно, но это выяснится очень быстро. Какие двенадцать лет? Какие двадцать лет? Боже мой, процессы разворачиваются с колоссальной скоростью, первая волна кризиса и всё, что мы сейчас здесь видим, это всё будет рухнувшая декорация. Всё вместе. Как же они возненавидели этого мужика. Ну я имею в виду мужик, ну может инженер тагильский. И как они возненавидели того, кто к ним обратился. И я вдруг понял вещь, которую я не понимал все эти годы, глядя на них. Что никто из них — Жириновский, ну Прохоров, не говорю, к ужасу моему Зюганов, ну кто там еще из них есть, Миронов, всё вместе, все они, — они не любят ни народ, ни Россию. То есть, они совсем это не любят. Понимаете?

Я не понимаю, как велика тайна этой нелюбви, как можно так не любить, но я вижу, что не любят. У меня как прозрение вчера было на эту тему. Я вдруг подумал, я ведь все годы видел, что вот два альтернативных каких-нибудь фестиваля, ну какой-нибудь Губенко там организует какой-нибудь слабенький фестиваль, а тут, там, Ахиджакова, там, какие-нибудь Бондарчуки, тили-мили… все, такой настоящий, либеральный, и Зюганов всё время там. Я думаю, ну как же? Он должен же прийти к тем, он же контр-элита, он же не элита? И тогда для меня эта тайна губительного прихода к либералам — они модные, они элитные, они московские, и к ним хочется! Вот меня волна отбрасывает — так мне не хочется, — а другим хочется! И я вдруг увидел, что ни одна струна не задета настоящей любовью. Ну, в конце концов, я — театральный режиссёр не худший, я же что-то понимаю, я же вижу, что Жириновский не любит народ. Вот он говорил вчера там на ОРТ очень долго, и я каждую минуту думал, ну хоть одно слово любви! Не важно, к избирателю, к кому-нибудь, хоть одно недежурное слово, хоть одно ощущение, что люди тебе нужны!

Мы клянёмся в этом зале, что будет сформирована, пусть не в один момент, элита, основанная на принципе любви и служения народу! Клянёмся?

[Зал гудит: «Да! Да!»]

Вам предстоит её сформировать, её мало. «Народ и элита» всё время говорят. Элита имеет смысл, только если это элита служения, служения стране и народу. Нам придётся учить этому, близких, детей, других людей, к которым мы пойдём, самих себя. Россия потерпела чудовищный удар, когда рухнул коммунизм и Советский Союз. Это был чудовищный удар по основаниям. Это действительно было падение. Оно сказалось на каждом. Люди ещё слабы. Им, в каком-то смысле, не хватает внутренней силы. Они всё время спрашивают, как преобразовать себя? Как из зайчиков в ёжики-то? Что делать? Отвечаю. Есть одна великая преобразующая сила. Это любовь. Нет другой силы в мире. Это главная политическая проблема сегодня! Научитесь любить по-настоящему народ и страну (это разные вещи, страна — это исторически длящийся субъект), живых и мёртвых, соборное целое. Если вы разбудите в себе подлинную великую любовь, она всё преобразует. Не будет препятствий, которые вы не сможете преодолеть. Не будет задач, которые каждый из сидящих в этом зале не сможет решить. Вы всё решите сами. Вся слабость будет преодолена. Наступит время силы. Но только разбудите в себе эту любовь! Эту жалость к народу. Это служение ему. Мы сидим в этом зале, как бы плохо нам не было, мы же знаем, что десяткам миллионов наших сограждан, которых мы любим, ещё хуже, чем нам. Что где-то тут посреди страны миллионы бездомных детей, беспризорных. Свиней, коров пересчитали, а детей — нет, даже не знают три или пять миллионов. Это наш народ, наша страна! И мы должны сделать так, чтобы они жили и были счастливы. Чтобы они исполнили то, что должна исполнить Россия. Вот Россия является катехоном, является тем, что стоит и не даёт окончательной победы мировому злу. Вот они должны это исполнить и жить здесь по законам страны. Но для этого сами мы должны жить по этим законам высшей любви. В противном случае, ничего не будет. Измеряйте всё происходящее этой любовью и служением, а не какой-то карьерой. Этот дурак Удальцов (смертельный такой дурак, между прочим, видно просто) говорит, у Кургиняна там какая-то карьера потеряна. Карьера. Вот нужна мне карьера. Мне карьеры если хотелось какой-нибудь, то это карьеры театрального режиссёра, и то, не карьеры, а служения. Как говорил Станиславский, художественный театр — это моё служение России. Вот этот принцип любви и служения, вот он нужен. Когда я всё время говорил о метафизике, когда я читал эти лекции Сути времени, и будем продолжать их читать, о чем шла речь? Только об этом! Человек не может преобразовать себя, он не может набрать в себе нужный потенциал силы, если он не любит.

Он теряет связь. Теряет связь с прошлым, с историей. Вот весь этот комплекс неполноценности возникает, возникают все эти соблазны, связанные с так называем псевдобуржуазным прозябанием и всем прочим. Они возникают, возникает какое-то ощущение растерянности, что ты какой-то маленький, что ты не принадлежишь к этой, о, боже мой, элите. Если элита не служит своему народу, это анти-элита, элита an und für sich [тут С.Е. оговорился, а я в немецком не сильна, привожу подходящий перевод из сети. Перепроверьте], элита в себе и для себя — это анти-элита, это гибель страны. Если интеллигенция не служит народу, если забыто то, что было сказано когда-то:

Вот эта отёртая слеза при виде сироты.

[Аплодисменты]

И, наконец, последнее. Пробуждение России.

Вы приедете сейчас в свои города, где надо работать. И где жизнь также тяжела, как она была вчера. И легче она не станет, ничего хорошего особенно Путин не сделает. Я приезжаю в Новосибирск — полный зал людей со светлыми, хорошими глазами. Разговариваешь, делишься своими ощущениями, мнениями, споришь, говоришь про серьёзные темы. А потом меня просто ведут поесть, быстро перекусить, в какой-то не лучший ресторан местный. А это суббота, и он гудит. И там битком человек триста. Ну вы понимаете? Это гудящая стихия совершенно другой мотивации. Вокруг очагов, в которых вы окажетесь завтра, море другой мотивации. И людей надо пробуждать. День за днём, час за часом, месяц за месяцем. Не кто-то другой это должен делать, а вы. Если бы собравшиеся в этом зале привезли на митинг по 30 человек, нас было бы 30 тысяч. Это сделать неимоверно трудно. Но если вы здесь собрались и приехали, значит вы хотите чего-то трудного. Нельзя просто замкнуться в маленьких группках, сидеть в них и не выходить на холод жизни. Нужно идти в народ. День за днём, неделю за неделей, месяц за месяцем. Преодолевая свою неуверенность внутреннюю, своё ощущение, что не получается, своё ощущение, что чего-то ещё не понимаешь. Мы поможем всем, чем сможем. Если только сейчас не завернётся вот эта спираль, и я не должен буду кинуться в очередной мега-митинг, тратя на это последние силы, то уже через три дня начнутся занятия лицея. Всё начнётся очень быстро. Мы будем помогать, но за вас это никто не сделает. Вам придётся перебирать себя по молекулам, по крупицам. Придётся дружить друг с другом, хотя всё время жизнь такая, что очень легко поругаться. Придётся избавляться, выдавливать по каплям из себя все слабости, все неуверенности в себе, все соблазны современной жизни. Потому что больше кроме вас никого нет. Когда я вас позвал сюда, я подумал, если начнутся сейчас завтра гражданские конфликты, ведь кроме вас никого нет. Люди будут разобраны по этим конфликтам, и нам не удастся побудить страну к гражданскому миру. Страна будет погружаться в тину регресса, и ваша ответственность тянуть её назад. Человека очень легко толкать вниз. Его очень трудно тянуть наверх. Но это нужно делать всеми способами, и это должен делать каждый из здесь собравшихся. Мы, в каком-то смысле, ещё и проверяли: кто приедет, кто решится. Это было очень важно. У кого на это хватит сил, зная, как это тяжело. Будет ещё тяжелее. И мы не можем пообещать ничего другого.

Но постепенно вы начнёте трансформироваться, каждый. Вы начнёте понимать, что какие-то вещи, которые вам казались невозможными вчера, оказываются возможными сегодня. А вещи, о которых вы даже подумать не могли позавчера, оказываются тоже уже тем, о чём вы думаете. Это уже происходит сейчас. Это же видно. И мы можем рассчитывать только на то, что каждый из вас сумеет пробудить других. Только на быстрые цепные реакции. Без этих цепных реакций ничего не будет.

Заботьтесь о старшем поколении, которое существует в КПРФ, не хлещите, повторяю, их по щекам. Пусть лучше вас они хлещут, особенно за меня, это бывает. Я на них не в обиде. Но помните, что не в руках этого бесконечно уважаемого поколения будущее. Оно в ваших руках. Всё лучшее, что можно взять коммунистическо-патриотического, берите. Обо всём остальном не беспокойтесь, беспокойтесь о себе и о народе, о тех, с кем завтра вам придётся говорить. Беспокойтесь о том, чтобы вы могли говорить на едином языке вместе, чтобы у вас возникло новое чувство сплочённости, новое чувство решимости жить и бороться за свои идеалы. Потому что без этой решимости и без этой реальной борьбы жизнь — это очень скучное, а в чем-то даже омерзительное занятие. Как бы вы не были молоды, вы будете стареть. Как бы вы не добивались отдельных крупиц потребительского счастья, они будут омрачены массой вещей. Жизнь и счастье существует в одном, у человека миссия одна — двигаться к своему идеалу. Для этого существует жизнь. Двигаться можно вместе, идеалы могут существовать только вместе. Уже сейчас вы создали какие-то сплочённые микрогруппы, и вам в них будет легче жить. Взаимопомощь, взаимоподдержка, четкое ощущение презрения ко всему, что связано с нынешним гедонизмом и попыткой ткнуть вам в глаза какой-то высокий денежный статус. Спокойно относитесь к этому. Это всё кончается. Это уже отыгранная пластинка. Будущее время будет совсем другим, гораздо более суровым и, в каком-то смысле, чистым, хотя и очень грозным.