– Ой, а я не могу себе этого позволить, – заметила девушка.

– Почему? – искренне удивился Бобрище.

– Она тогда скоро закончится, – отвечала Люся.

– Новую можно купить.

– Ну, у меня есть любимые вещи… – Люся попыталась уйти от разговора о собственном достатке, более походящем на недостаток.

– Для любимых вещей есть химчистки. Вот завтра пойдем и накупим тебе одежды впрок, – постановил начальник.

– В Третьяковском проезде? – простодушно спросила девушка.

– Мм?.. – подивился ее запросам Бобрище. – Нет, в ГУМе. Там всего много.

Весь этот новый вихрь, закрутивший Люсю, унес ее далеко от улицы Дубининской, от прежних дум и переживаний. Петя улетучился из ее памяти, словно его там и не было никогда. То есть не то чтоб она забыла о его существовании, а только Петин образ как-то померк, перестал ее тревожить и занял в Люсиных думах, которых и было-то не так чтобы много, подобающее место: место вестника или, точнее, предвестника грядущего счастья. Петя как бы осветил путь к Люсиному порогу, и счастье наконец-то увидело нужное направление.

Сладив клиентке стайл-хаер в модном тренде, куафер с гордостью передал ее кавалеру. Люся не понимала, как она могла жить без этого раньше. Раньше мальчики, сделав по-быстрому свои нехитрые мальчишечьи дела, спешили ретироваться, не сильно затрудняя себя извиняющим предлогом. Никто и никогда не посвящал ей свое время, не старался для нее, не пытался угодить, но не для собственной последующей выгоды, а чтобы ее, Люсю, порадовать. Это внимание трогало ее до счастливых слез, которые и изливала она время от времени в грубый шерстяной свитер на широкой сокольничьей груди. К вечеру собственное отражение в зеркалах сильно повысило самооценку девушки. Усилия всех, кто принимал сегодня участие в перемене ее облика, не пропали даром. Этот радостный день обновления завершился на катке.

– Маша! Ты не представляешь! Он сделал мне… ТОДЕС!!! – кричала в трубку счастливая Люся.

– Э-э-э… что он тебе сделал? – напряглась Мать.

– Тодес! Я так мечтала!..

– Что за извращения? Люсь, ты где? – осторожно спросила Марья.

– Да на катке же! У ГУМа.

– Мм… ГУМ – это хорошо. Мы там новогодний корпоратив проводить будем. У тебя наряд уже есть?

– Да! Боб мне накупил шмотья! Уй, какие платья! Только холодно еще в них будет. А еще брюки, блузки, кардиганчики, свитерочки, джемпера… А обувь!.. Знаешь, в каких я сейчас сапожках?

– Люся, встретимся – покажешь.

– Ага! А давай я сейчас к тебе забегу? Боб, ты же подбросишь меня к Машке?

– Ладно, приезжайте. Бобрище знает адрес.

– Так и я знаю. Или ты переехала?

– Переехала я, Люся, переехала…

Припарковав машину у «Опера-Хаус», Бобрище повел Люсю, которой хотелось пройтись по улице сказочно прекрасными сапогами в новые апартаменты Уара и его молодой жены. Переступив порог, Люся обомлела. Освещение устроено было столь хитро, что вошедшим при всем желании не удавалось получить хоть мало-мальское представление о размерах и конфигурации внутреннего пространства апартаментов, подготовленных к новогоднему торжеству: по белым шелкам задрапированных стен из искрящихся золотыми звездами стеклянных елочных сердечек текли струйки алого серпантина.

– Е-о-о… – простонала подруга. – А у нас что? – она укоризненно посмотрела на своего спутника.

– Да все будет, детка! Дай срок, – пообещал сокольничий.

– А елку ставить будете? Пора уже.

– Елка колется. Да и не модно уже. В тренде – создать новогодний декор без елки. Одними украшениями, – пустилась в рассуждения Марья. – Устраивайтесь поудобней, угощайтесь.

Мать усадила гостей в облачной мягкости кресла фиалкового оттенка и принялась сервировать прозрачный столик деликатесами, оставленными в холодильнике прислугой.

И тут Люся вдруг заметила обручальное кольцо на пальце подруги.

– Машка, ты замуж вышла?! А когда свадьба была??? А что ж ты меня не позвала??? Подруга, называется… – Восхищение и возмущение, охватившие Люсю, повысили ее голос сразу на целую октаву.

Мать вопросительно взглянула на Бобрище. Сокольничий отвел глаза.

– Прости, так получилось. Расписались просто, и все. Ничего интересного, – объяснила Марья.

– По залету, что ли? – позволила себе догадку Люся.

– А ты изменилась до неузнаваемости. Где заколочки, резиночки? Где пестренький маникюр? Где челка а-ля Фру-Фру? Макияж, похоже, профи делал, – ушла от ответа Марья, подумав, что подруга, пожалуй, сильно поглупела за последние дни. Или, может, она просто раньше этого не замечала? Или раньше ей это было не так важно и хватало одной Люсиной доброты и преданности?

– А ты… а ты! Тебя вообще не узнать! Я тебя никогда в жизни не видела с рубинами на шее, с красным маникюром! Ты ж говорила, что это пошло…

– Ты знаешь, оказалось, что я ошибалась, – засмеялась Мать.

– Вот же повезло нам с этой конторой! Такие деньги, такие мужики… – шепнула Люся Марье на ушко, пользуясь тем, что спутник отвлекся от их девичьего щебета и занялся закусками.

– Смотри, какие сапожки! – Люся картинно вытянула длинную ногу.

Сокольничий осмотрел ногу Люси с удовлетворением. Мать отметила, что наконец-то брюки подруги не заправлены в сапоги, а имеют выверенную длину, перекрывающую ровно на пол-ладони верхний край изящных замшевых сапожек.