– Черил Мейкпис обнаружила палец в картофельных чипсах. Ронни Слотер позвонил нам. Мы обнаружили все остальное. – Атертон немного подумал и продолжил свои размышления вслух: – Почему же он все-таки к нам обратился? Думал, что мы все равно узнаем? Или же надеялся, по глупости, что ему удастся выйти сухим из воды? А может, он просто ни в чем и не был виноват?

– Почти ни в чем, – добавил Слайдер. – Вспомни, как он без всяких колебаний поверил нам, что убитым в баре был Леман.

– Хотя сам продолжал настаивать, что никого не убивал. Да. И ведь он встречался в тот вечер с Леманом. Кстати, во всем нашем запутанном деле это пока единственный вполне подтвержденный факт. Но почему же все-таки?

– Ты помнишь, как Леман сказал, что ему поручили завязать дружбу со Слотером и в тот же вечер побывать у него дома? И после этого Леман должен был все время скрываться. Мне кажется, что все это было предпринято с одной-единственной целью: заставить нас поверить, что в баре убили Лемана и сделал это не кто иной, как Слотер. Таким образом, Слотера нам кто-то нарочно подставил.

– Но подобный план не мог в достаточной степени гарантировать успех, – возразил Атертон.

– Почему не мог? Мы же в конце концов поверили. И думали бы так до сих пор, если бы Сюзанна не спутала им все карты. А потом, опять же нельзя считать совпадением, что им обоим заткнули рты: сначала Слотеру, а за ним и Леману. Отсюда, кстати, напрашивается вывод, насколько серьезной должна быть тайна, если кто-то так ревностно ее оберегает.

На лице у Атертона легко читалось сомнение.

– Но мы ведь пока не знаем точно, что Ронни погиб от руки убийцы. Разве он не мог совершить самоубийство? Из-за угрызений совести или из-за страха, который поселился у него в душе после первого преступления? Мы ведь не доказали еще, что Ронни никого не убивал. Но может, он просто не перенес свалившихся вдруг на него неприятностей. Ронни, конечно, умом не блистал, но чувствовать мог не хуже других. Вот и не выдержал. И его предсмертная записка поэтому самая что ни на есть настоящая.

– Но как тогда объяснить существование второй записки? – нахмурил брови Слайдер. – Записка, которую дал мне Кейт, похоже, написана тем же почерком, что и предсмертная. Причем, по его словам, он своими глазами видел, как Ронни над ней трудился. Но этого ведь просто не могло быть.

Атертон пожал плечами.

– Хотя я весьма скептически отношусь всегда к суждениям, которые высказывают чины выше инспектора, но в данном случае Бэррингтон, по-моему, прав. Мы поверили Мэнди, сказавшей нам, что Ронни был неграмотный. Но ведь она могла солгать или ошибиться. Или Ронни сознательно ввел ее в заблуждение на этот счет с какой-то одному ему известной целью...

– Интересно, какая тут может быть цель? – удивился Слайдер.

– Ну, чтобы привлечь таким образом к себе ее внимание, получить возможность приходить к ней в комнату и сидеть рядышком, голова к голове, склонившись над листком бумаги. Бедный и одинокий молодой человек, не имевший ни друзей, ни денег на проститутку, только так мог получить чуточку человеческого тепла и сочувствия. Поэтому он берет чистый бланк декларации об уплате налогов и идет с ним к проституткам, чтобы они помогли его заполнить.

– Но ты забыл, что они и так с удовольствием с ним общались, – заметил Слайдер. – И к тому же мы не нашли в его комнате ничего, что было написано или напечатано. А потом, неужели ты всерьез полагаешь, что у Ронни хватило бы извилин, чтобы так убедительно играть придуманную им себе роль?

– Но ведь ему удавалось в течение длительного времени играть роль человека с обычной сексуальной ориентацией. Короче говоря, он как-то ухитрялся скрывать, что был голубым, – Атертон обмакнул кусочек «пападума» в «раиту». – А с другой стороны, можно ли представлять себе такую картину: бывший полицейский, умный, состоятельный человек, член многих комитетов, постоянный консультант парламентских комиссий, – так вот, этот известный тебе господин подкрадывается к лежащему в постели Ронни, совершенно зверски приканчивает его и оставляет на столе заготовленную им заранее предсмертную записку. А когда ты неожиданно изъявляешь желание получить у него еще один образец почерка убитого им человека, он легко взбегает по лестнице на верхний этаж виллы и фабрикует за дверью своего кабинета еще один фальшивый документ. Честно тебе признаюсь, Билл, мне самому в это никак не верится. Если такому человеку и в самом деле захотелось совершить какую-нибудь мерзость – а я допускаю, что любому, за исключением нас с тобой, может когда-нибудь захотеться, – он бы нанял для этого подходящего исполнителя.

– Возможно, – согласился Слайдер. Он поднес к губам бокал с лагером и сделал один глоток. – Возможно, – повторил он как бы в раздумьи. – Чем больше сообщников, тем выше вероятность быть пойманным. Лучше всего действовать в одиночку. Это правило знает каждый коп, и бывший коп тоже.

– Ну хорошо, – не унимался Атертон, – тогда как относиться к тому факту, что во время твоей первой встречи с Кейтом, он сообщил тебе, что получил от Ронни письмо с просьбой принять его на работу в бар? Что, это тоже была ложь? А если ложь, то зачем она тогда ему понадобилась?

– Допускаю, что в данном случае Кейт ни в чем не погрешил против истины, потому что заявление от имени Ронни мог написать и кто-нибудь из его знакомых.

– Но все же, если подозревать Кейта, то как быть тогда с его алиби, которое, судя по всему, у него имеется?

– Алиби нужно обычно тому, кто действительно совершил преступление.

Атертон ухмыльнулся.

– Похоже, ты теперь окончательно зациклился на Кейте.

– Ну а в чем тогда состоит твоя версия? – спросил задетый Слайдер.