Шрифт:
– Вы рассуждаете как озлобившийся старик.
– Вы даже не представляете…
– Жаль, со мной нет ножа. Я убил бы тебя здесь и сейчас.
– Да. Игра неизбежно кончается, не так ли?
– И ты посмел называть циником МЕНЯ.
– Ваш цинизм заключается в сознательном угнетении людей с целью достичь превосходства. А мой – во взгляде на человечество как на слепую толпу, бредущую к вымиранию.
– Без подобной добровольной слепоты воцарилось бы отчаяние.
– О, я не настолько циничен. Я вообще не готов с вами согласиться. Может быть, наряду с добровольной слепотой родится и добровольная мудрость, желание видеть вещи такими, каковы они в действительности.
– Вещи? О каких вещах ты толкуешь, старик?
– Ну как же? О том, что все действительно ценное – свободно.
Слям засунул монетки в раздутый кошель и пошел к выходу. – Весьма забавное замечание. Увы, не могу пожелать всего хорошего.
– Не беспокойтесь.
Слям обернулся, расслышав твердую нотку в голосе Багга. Удивленно наморщился.
Багг усмехнулся: – Ну, свободное проявление чувств явно не относятся к подобным вещам, не так ли?
– Да, наверное.
Едва несчастный адвокат пропал с глаз, Багг встал. «Ну что же, началось. Теол почти точно предсказал день. Просто сверхъестественно. Но, может быть, тут кроется надежда для человечества. Во всех вещах, которые нельзя измерить, просчитать и тому подобное.
Может быть».
Багг готовился исчезнуть. Иначе адвокаты, не говоря уже о кредиторах, разорвут его по суставам. Это был бы весьма неприятный жизненный опыт. Но вначале надо предупредить Теола.
Старший Бог оглядел контору с неким сентиментальным сожалением, почти с ностальгией. По крайней мере, она была веселой. Эта игра. Как и большинство игр. Он гадал, почему Теол так рано остановился в первый раз. Ну, возможно, для него это не было забавой. Сойтись лицом к лицу с жестокой истиной – любой жестокой истиной… вполне понятно, почему он повернул назад.
«Правильно сказал Слям: в отчаянии нет ценности.
Но в ценностях есть немало отчаяния – когда открывается их иллюзорность. Ах, я действительно устал…»
Он вышел из конторы, чтобы никогда в нее не возвращаться.
– Как это «осталось всего четыре курицы»? Да, Аблала Сани, я смотрю именно на тебя!
– Ради милостей Странника, – вздохнула Джанат, – оставь беднягу в покое. Чего ты ждал, Теол? Это куры, не способные нестись, а значит – тощие, жесткие и столь же бесполезные, как болтовня ученых матрон в моей прежней школе. Аблала совершил акт настоящего мужества.
– Съев их? Сырыми?!
– Но перья он выщипал.
– К тому моменту они были уже мертвыми?
– Давай не будем обсуждать детали, Теол. Каждый имеет право на ошибку.
– Бедные мои зверушки, – простонал Теол, глядя на чрезмерно набитую подушку, служившую полукровке изголовьем (он спал теперь на тростниковой подстилке в его комнате).
– Это не зверушки.
Теол сурово уставился на свою бывшую наставницу: – Мне припоминается, ты не уставала говорить о засилье ужасного прагматизма в исторической науке. А теперь, Джанат, что я слышу? «Это не зверушки». Декларация, произнесенная на редкость прагматичным тоном. Неужели слова способны очистить то, что на деле является жестоким птицеубийством?
– У Аблалы больше желудков, чем у нас с тобой вдвоем. Их нужно наполнять, Теол.
– О?! – Он оперся руками о бедра – собственно говоря, чтобы проверить положение сцепляющих одеяло иголок, с мгновенным испугом припомнив вдруг публичное обнажение неделей раньше. – О!? – спросил он снова. – И что не так с моим знаменитым Мучным Супом?
– Есть его – сплошная мука.
– Ты намекаешь на сочетание всех тонких приправ, какие только можно смести с пола, особенно остатков жизнедеятельности голодных кур?
Женщина выкатила глаза: – Ты же не взаправду? Неужели ты высыпал в суп мусор с пола? С ЭТОГО пола?
– Едва ли есть повод для такой трагической мины, Джанат. Разумеется, – бросил он небрежно, подходя к запятнанной кровью подушке, – творческий подход требует развития некоторой изысканности нёба, культивирования вкусовых… – Он пнул подушку. Она заквохтала.
Теол подпрыгнул и уставился на Аблалу. Тот сидел у стены, опустив голову. – Оставил одну на закуску, – пробормотал великан.
– Ощипанную или нет?
– Ну… она сидит там, чтобы тепло сохранять.
Теол оглянулся на Джанат. – Увидела? Увидела, Джанат? Увидела наконец?
– Что?
– Опасную пропасть прагматизма, госпожа. Полное доказательство твоих давних аргументов. Привычка Аблалы к неосознанным рационализациям – если можно счесть, что в этом черепе может находится что-то рациональное – привела его, и смею добавить, множество ничего не подозревающих куриц – к неизбежной, ужасающей крайности… э… пошлой наготы в подушке!