Ведь в чем состоит самый распространенный “прокол” новичков? Они почему-то уверены, что многообразие значений любого русского слова должно точно совпадать с многообразием значений соответствующего иностранного слова.

Возьмем, к примеру, слово “переносить”. Ему соответствует множество значений: переносить можно предметы с места на место, переносить можно время собрания, переносить можно слова с одной строки на другую, переносить дело в суд, перенести столицу в другой город, переносить можно и операцию, и страдания, а можно кого-то на дух не переносить и т. д. Так вот практически каждому из приведенных значений и в английском, и в немецком языках соответствует свой отдельный глагол, отличный от других. А новичок берет, скажем, одно значение этого глагола и сует во все места, будучи уверен в полном соответствии иностранного языка русскому. Я уж тут не говорю о русской идиоматике!

Поэтому мне и хотелось проверить себя на иностранцах. Случай представился на дне рождения девушки моего приятеля. Работала она в салоне для новобрачных на Суворовском проспекте, где раз в жизни молодежи предоставлялась возможность купить, что они хотят: импортную одежду и обувь, дефицитные продукты. Так что девушка была заметная и свой день рождения устроила на крыше “Европейской”. Иностранцев там было полно, но наших обслуживали за рубли. Выпив за столом за здоровье новорожденной и за процветание советской торговли, я начал оглядываться на соседние столики. Через столик от нас сидела пожилая американская пара. Несколько раз мы встретились с ними взглядами и приветственно подняли бокалы. Наконец я осмелел, встал и подошел к их столику. Объяснил, что учу английский уже лет десять, но ни разу не говорил на нем с людьми, для которых он является родным. Они пригласили меня за столик. Разговор пошел вначале о показанном у нас широким экраном первом настоящем американском вестерне — “Великолепная семерка” (The magnificent seven) с Юлом Бриннером в главной роли. От них я впервые и услышал, что Юл Бриннер — русский, играл Алешу Карамазова, выступает с цыганскими романсами. Мы беседовали минут двадцать, и я все понимал, что они говорили, и они понимали мою речь! Это для меня было целым открытием, что меня понимают иностранцы.

* * *

Всякий раз, когда вспоминают начало перестройки, то как-то забывают одну деталь. В перестройку появилась возможность беспрепятственного копирования любых материалов. Помню, еще в восьмидесятые годы нашего ответственного за копировальный аппарат “Эра” поперли с работы, а заодно и из партии за то, что он за деньги делал копии двух “ужасных” книг: “Закат иудейской религии” и “Техника секса”. А в девяностые ксероксы, правда, еще не стояли на каждом углу, но во многих организациях они уже появились. И первое, что многие на них стали копировать, — это учебники английского языка, сделанные ТАМ. У меня появились издания Кембриджского и Оксфордского университетов, да еще и с кассетами. Очень были популярны также курсы “How to survive in the USA”, “Streamline”, различные учебники делового английского. Позже появились и видеокурсы — и английского, и немецкого. Уже в первые годы перестройки к нам стали приезжать из Англии и Америки преподаватели — носители языка.

Как-то раз мы с приятелем, перейдя Аничков мост, свернули с Невского на Фонтанку, и он предложил мне перекусить в буфете Дома дружбы. Полное его название было “Дом дружбы и мира с народами зарубежных стран”.

— Только иди мимо дежурного посмелее. Ничего не спрашивай и не оглядывайся, — предупредил меня он.

Мы прошли в буфет. Там было полно аппетитных закусок. И еще одна особенность: в помещении буфета почти не было мужчин. Полностью свободных столиков не оказалось. Проходя уже с полным подносом, мы услышали, как двое девушек перебрасываются между собой английскими фразами.

— May we join you? — обратился я к ним.

— Да, пожалуйста... в смысле you are welcome, — засмеялись они.

Выяснилось, что тут имеются курсы английского языка, которые ведет преподавательница из Англии Хелен Орчард.

— А мы могли бы присоединиться к группе? — с надеждой спросил мой приятель.

— Если она не будет против, то пожалуйста. У нас парней мало. Точнее, ни одного.

Они переговорили с Хелен, и нас взяли.

Когда мы стали заниматься у Хелен, то поняли сразу, в чем разница между нашими преподавателями языка и английскими. Дело не только в произношении и в знании современной лексики. Дело в другом. На занятиях поднимались только ДИСКУССИОННЫЕ темы. “В споре рождатеся истина”, — говорим мы. Но в споре рождается и язык. Желание победить, найти свои аргументы расшевеливает подкорку, и мозг начинает работать активнее. А желание, чтобы преподаватель-иностранец тоже тебя понял и встал на твою сторону, не позволяет, засучив рукава, перейти на русский язык! Не было НИКАКИХ описательных рассказов “Как я провел лето”! Только “острые темы”. Это и побуждает “развязывать” язык. Лишь во время диспутов язык по-настоящему расковывается. Здесь подключаются еще и эмоциональные стимулы. Еще ведь Мишель Монтень говорил, что согласие — плохой стимул для беседы.

И еще одна особенность проведения занятий — не поочередный опрос каждого по очереди, во время которого вся остальная группа спит или переговаривается вполголоса по-русски, а острые, разящие реплики, встречные вопросы. И если обычно на занятиях только и мечтаешь: “Может, пронесет, и не спросят”, то тут наоборот — только бы дали высказаться!

Вместо набивших оскомину “Daily Worker” и “Moscow News” мы читали “Times” и “Independent”, обсуждали проблемы легализации проституции и сексуальных меньшинств, обсуждали вопросы плюсов и минусов бесплатного посещения музеев, легализации наркотиков.

Все занятия проходили очень непринужденно. Всякий раз ближе к концу занятий откупоривалась пара бутылок шампанского и открывалась коробочка конфет. И беседа текла при этом намного легче. Хелен призналась, что она большой любитель шампанского, но в Англии это стоит несусветно дорого. А здесь, хотя шампанское и не высшего сорта, не “Мадам Клико”, как она говорила, но все равно очень неплохое.

Другим ее увлечением была телятина. Она ходила на рынок и покупала парную телятину по доллару за килограмм. “Это неслыханно, — восхищалась она. — Утром я завтракаю холодной телятиной. Это завтрак миллионеров!” Правда, поначалу она расстроилась: ее английские фунты везде принимали за конфетные обертки. И ей пришлось обменять их на доллары.

Каждый из участников этой группы приносил с собой на занятия словарь, но Хелен пользоваться словарями разрешала только в исключительных случаях. В то же время критике она их подвергала самой жесткой. “Так англичане не говорят! Я первый раз такое вообще слышу! Что-то подобное говорила разве только моя бабушка”.

Это была ее реакция на наши словари. В то же время изданные в Англии словари не имели транскрипции, что для нас было очень важно. Кроме того, там содержалась масса ошибок в русскоязычной части. Именно тогда у меня и забрезжила первая робкая идея создать новый современный англо-русский словарь...