— Знаешь, что… — начал было Павлов и осекся. Они уже подошли к дальней стене вивария. И остановились напротив десятой клетки. Пустой.

Ну, не совсем пустой. Кормушка там, например, была. И вообще, когда в клетке живут, это заметно. Хоть она и чисто прибрана, все равно — чувствуется.

Дверь клетки оказалась самую малость приоткрыта.

Павлов глянул вверх, под потолок. Там было широкое окно. По последнему осеннему теплу — распахнутое настежь. Забранное снаружи решеткой из арматурного прутка.

— Чего ты добиваешься? — Павлов развернулся к Шаронову всем корпусом, стараясь заслонить от случайного взгляда десятую клетку. — Развел тут, понимаешь, шоковую терапию. Да, я иногда веду себя как рохля. Да, я использую в работе проверенные, но, возможно, шаблонные ходы. Ну? Съел, уважаемый коллега? Мало тебе коньяка? Тогда по старой дружбе выручи. А не хочешь помочь — до свидания.

— Когти втяни, уважаемый коллега, — посоветовал Шаронов нарочито спокойно, Павлову в унисон. — И хвостом не бей. Этому разговору — который мы сейчас — уже сколько? Десятый год, я так думаю. И толку? Ты меня не слушал никогда, и теперь слушать не будешь. Хотя напрасно. Ведь ты опять в своем любимом тупике. Где толкутся все биотехи скопом. Направление у вас такое. Называется загнивающий классицизм.

— Ну и пошел тогда, — сказал Павлов. — Авангардист, понимаешь, биомех продвинутый. Двигай из нашего уютного тупичка.

— Легко! — безмятежно согласился Шаронов, поворачиваясь к коллеге спиной и бодро направляясь к выходу.

— Скажу охране, чтобы тебя больше не пускали, — пообещал Павлов.

— Сам не приду! — бросил Шаронов через плечо. — Что я забыл на производстве роботов? К тому же, в твоем цеху дышать нечем. Даже возле пустой клетки! И при раскрытых окнах!

Инстинктивно Павлов схватился за сердце. Оно вроде не разрывалось еще, хотя и билось куда быстрее обычного. Но могло ведь.

— Гы-ы-ы! — ненатурально рассмеялся он. — На что ты намекаешь? Чего подумал, чучело? Да у меня последняя клетка резервная!

— Как скажете, уважаемый коллега! — отозвался Шаронов издали. — Честно говоря, мне по фиг. Я волком бы выгрыз бюрократизм! Гррррр!

Услышав профессиональный шароновский рык, некоторые рыжики заметно встрепенулись, а Борис даже подался к решетке.

— Эмоциональный! — провозгласил Шаронов. — Ответ!

Павлов, тяжело волоча обе ноги, шел вдоль клеток к выходу. Шаронов весело бросил дежурному: «Почему у котов скрипят шестеренки, а яйца не блестят?! Непорядок!», и исчез за дверью. Лаборант настороженно таращился на приближающегося шефа. Он понимал — случилось нечто из ряда вон. Только пока не мог сообразить, что именно, насколько оно вон, и сильно ли за это врежут.

— Ты когда обход делал? — сквозь зубы процедил Павлов.

— По графику, час назад, — осторожно сказал лаборант. — Вот, сейчас опять пойду. И все было нормально, я же следил…

— Стремянку из подсобки, быстро! — скомандовал Павлов, буквально выпихнул дежурного из-за стола, упал в кресло и схватился за телефон.

И сразу положил трубку.

На подоконнике были следы когтей. Вероятно, «десятка» подтянулась и головой отжала нижний край решетки. Там сверху петли, внизу замок. Крепеж от старости разболтался, штыри могли выскочить. Другого варианта побега Павлов не видел.

Значит, около часа «десятка» ходит, где вздумается, гуляет сама по себе. А она барышня весьма инициативная. Трехцветка, брак внутри бракованной серии. Но именно с ней постоянно возился сам Павлов. Разговаривал, играл. Просто так, для удовольствия. Нравилась она ему — прямо домой бы забрал. «Десятая», Катька, была единственной из рыжиков, кто выдавал нормальный комплекс оживления на хозяина. С ней возникала иллюзия полноценного общения. Увы, это ничего не значило — некондиция она и есть некондиция. Тем более, Павлов целенаправленно выжимал из «десятки» эмоции, всячески ее поощрял их проявлять. Допоощрялся.

Чудесный был котеночек, такой игривый и любопытный! Впрочем, рыжики все до единого котятами оказались недурны, и этим ввели Павлова в заблуждение. Увы, когда серию форсированно догнали до состояния взрослых — кошки медленно потухли. Задуманные домашними, стали как боевые, но заторможенные. Разрешите представить — изделие «Клинок», ухудшенная версия. Убитая, трам-тарарам. Глаза бы не смотрели.

Только Катька со своим неправильным дизайном и криво сидящим чипом выросла похожей на живое существо. И вот — проявила живость!