Прочитав эту предсмертную просьбу, мы с матерью исполнили ее в точности. Брат Александр был похоронен на Преображенском кладбище, в маленьком чистеньком склепе, а образ, подаренный им матери, был поставлен в указанном месте.

Смерть брата оказалась роковой для моей матери, и отчасти и для меня…

— Каким образом? — спросил Холмс, внимательно слушавший до сих пор рассказ Серпухова.

Серпухов удивленно развел руками.

— Не могу точно определить. Из — за этого я к вам и обращаюсь, — ответил он. — Дело в том, что с этого времени все в нашем доме стало вверх дном. Со дня смерти Александра прошел месяц. И вот однажды утром выходит мать к чаю, смотрю — она сама не своя. Крестится, шепчет молитвы, заговаривает о грехах и о том, что деньги даны на то, чтобы посредством их делать угодное богу. Что, думаю, за притча? Точь — в–точь как с братом Александром перед смертью! В тот день я этого не понял, но меня поразило совсем другое. Вспомнив по какому — то поводу Александра, я заговорил о его беспутной жизни. Вдруг вижу: мамаша побледнела.

— Не говори, не говори про него худого! — воскликнула она, крестясь. — Он — святой!

Я так и подскочил на стуле от неожиданности.

— Что вы, — говорю, — матушка, богохульствуете!

— Нет, нет, — отвечает. — Ты ничего не знаешь, а я знаю! Все ему прощено, и стал он ныне угодником божиим. Мне откровение было.

— Когда?

— Сегодня.

— Что же это за откровение вам было? — спрашиваю.

— Не могу сказать! — отвечает.

Как ни бился я с ней, так и не сказала она ничего путного.

Признаться, я тогда же подумал, что мамаша рехнулась, да и теперь думаю, что у ней в голове чего — то не хватает.

С той поры старуха совсем переменилась. Они стала задумчивой, богомольной, начала на ночь запираться, а днем ездить куда — то. Ну — с, я проследил. Оказывается, ездит каждую неделю в банк, и всякий раз вынимает из своих денег то пять, то три, то шесть тысяч.

Что за притча! Ведь знаю, что она скупа и денег решительно никуда не тратит! Зачем же она их берет? Ломал я над этим голову и до сих пор ломаю, но, сколько ни бьюсь, ничего не могу придумать…

— Долго ли продолжалось это состояние? — перебил Холмс.

— Черт возьми, оно продолжается и по сие время! — воскликнул с досадой Серпухов. — Странные поездки матери в банк продолжались месяца три с половиной подряд, и я воображал, что ей почему — то взбрело на ум, будто банк, хотя и государственный, — учреждение ненадежное и поэтому она перетаскивает деньги домой. Но и здесь опять — таки являлся вопрос: почему она не взяла денег сразу, а берет их частями? Однако странности на этом не кончились. С месяц тому назад она пришла ко мне и сказала, что у нее ко мне есть серьезная просьба. Мы заперлись в кабинете, и она вдруг объявила, что ей нужны до зарезу пять тысяч.

— Но у вас же, маменька, есть свой капитал, — удивленно спрашиваю я.

Она отрицательно качает головой и говорит с блаженной улыбкой: «Я отдала все богу, если ты любишь меня, то дашь. Они пойдут на доброе дело».

Я рот разинул от удивления.

Жила на всем готовом, даже процентов не тратила и вдруг… чуть ли не сто тысяч исчезли в три с половиной месяца!

— Куда же вы дели весь свой капитал?

Ничего не ответила. Показала на образ и замолкла. Только настаивает, чтобы я дал ей денег.

— Да зачем, хоть объясните! — спрашиваю.

— Для спасения моей души, — говорит.

Подумал, подумал и дал.

Дней через десять приходит снова. Опять ей семь тысяч нужно. Стал я уговаривать, расспрашивать: плачет. Дал снова.

Этаким манером повторялось раз пять.

Вижу, что спасение души что — то дорого обходится. Стал выслеживать ее — ничего не вышло.

Никуда не ходит, никого не принимает, никуда денег не тратит, а между тем все берет и берет. Но что самое главное, так это то, что ее слезы и жалобы на нужды в деньгах совершенно искренни и натуральны…

Серпухов на минуту замолк и, взглянув на Шерлока Холмса, как — то виновато улыбнулся.

— Я знаю, — проговорил он, — что эта история не по вашей специальности, но… я думал услышать от вас хоть дельный совет. Я слышал, что вы не только хороший открыватель преступлений, но и прекрасный психолог. О преступлении в данном случае не может быть и речи…

Шерлок Холмс задумчиво глядел на свои ногти, но по сдвинутым бровям я догадывался, что мозг его работает.

— А что вы сами думаете об этой истории? — спросил он наконец.

— Я думаю, что Александр и матушка к концу жизни помешались на спасении своих душ, — ответил задумчиво Серпухов.

— Не было ли у вас в роду примеров психических заболеваний среди предков? — спросил Холмс. — И в особенности, по женской линии?

— Нет.

— А сифилиса?

— Нет!

Холмс снова задумался.

— Отбрасывая в сторону предсмертное поведение вашего брата, — произнес он наконец, — возможно предположить, что ваша матушка стала одержима манией накопления и сокрытия денег от других. Возможно, что все богатство покоится где — нибудь в ее же комнате.