— Удивительно… Посмотри, Костя, индейский кисет. Как он попал сюда?

Год назад по делам Дальнего строительства я летал на Аляску и в Номе в магазине сувениров видел точно такой же узор на изделиях юконских индейцев.

— Вот так российский землепроходец, — усмехнулся Костя. — А ну, сыпь, — подставил он широкую ладонь, — покурим американского табачку.

Но кошель с индейским узором имел слишком древний вид: замша ссохлась и затвердела, местами истлела. Илья протянул свой охотничий нож, острый, как бритва:

— Режь, пожалуйста… смотреть брюхо надо.

Мы столпились вокруг находки. Я разрезал огрубевшую замшу. На ладонь выскользнул массивный золотой перстень с крупным рубином. Шлифованный камень переливался таинственным кровавым светом..

— Какомэй! — воскликнула девушка.

Вот диво… — прошептал Илья. Перстень был филигранной работы. Резчик вправил рубин в золотую корону, а по обручу перстня выточил тончайший орнамент: выпуклый жгут сплетенной девичьей косы. Я осторожно надел перстень на руку Геутваль, и золотая коса обвилась вокруг смуглого пальца. Перстень был ей очень велик.

— Красиво… — проговорила она, поглаживая золотое кольцо.

Костя тряхнул кошель, и оттуда выпал здоровенный ключ с узорчатой головкой, бурый от ржавчины. Такими ключами закрывали замки старинных русских ларцов. Я видел: их под зеркальными витринами Оружейной палаты в Кремле.

— А где сундук с брильянтами? — пошутил Костя. — Эх и везет тебе, Вадим, на клады. Ай… посмотри, бумага тут какая то…

По счастливой случайности, нож прошел мимо аккуратно свернутого пергамента, который сильно пострадал от сырости и плесени — слипся и пристал к истлевшей замше.

Приятель вытащил из полевой сумки пинцет, с величайшей осторожностью извлек и расправил уцелевшие листы документа.

Пергамент был покрыт затейливой славянской вязью. Америкой тут и не пахло,

По характеру письма найденная грамота не отличалась от челобитных Якутского архива. Такой скорописью писали во времена сибирских землепроходцев.

— Ничего не разберу, Вадим, что писал твой землепроходец!

Действительно, буквы славянской вязи читались с большим трудом. Часа два бились над текстом. Расшифровать удалось лишь обрывки разрозненных предложений. Вот что получилось:

Буквы прыгали и плясали перед глазами… Мы сделали потрясающее открытие! В одинокой хижине у истоков Большого Анюя жил спутник Семена Дежнева, испытавший все тяготы и лишения знаменитого похода вокруг северо восточной оконечности Азии. Какими судьбами занесло его в сердце Анадырского края?

Плавание Дежнева всегда поражало меня размахом и удалью, драматизмом событий. Я не упускал случая собирать по возможности разные сведения о дежневцах. Расшифрованные строки анюйской грамоты удивительно точно изображали события великого плавания.

Флотилия русских аргонавтов, состоявшая из шести кочей Семена Дежнева и Федота Попова и коча Герасима Анкидинова, самовольно приставшего к походу, вышла из Нижне-Колымской крепости триста лет назад — 20 июня 1648 года.

Флотилия отправилась искать морской путь на легендарную реку Погычу [19] , имея на борту девяносто казаков и промышленников, много разных припасов, вооружения и товаров. Сильные встречные ветры мешали ходу парусных кочей, но льдов в море, к счастью, не было и все корабли благополучно миновали Чаунскую губу. У мыса Шелагского, в ту пору неведомого, грянула первая буря.

Здесь скалистый кряж Чукотского хребта обрывается в море мрачными стенами. Валы бьют в отвесные утесы, и высадиться на берег во время ветра невозможно.

В этом месте два коча разбило о скалы, а два унесло от флотилии во тьму ненастья. Вероятно, отрывок строки в грамоте: «разметало по морю навечно» — относится к этому событию. Оставшиеся три коча продолжали плавание по неспокойному морю, постоянно борясь с встречными ветрами. Через два с половиной месяца после выхода в плавание измученные мореходы увидели крутой каменный мыс, обращенный на северо-восток. Этим мысом, далеко вдающимся в море, оканчивался неохватный материк Евразии. Русские кочи подошли к проливу, разделявшему Азию и Америку.