Моторных лодок на реке больше не видно, лодок на Великом Ганге вообще мало.

Но и те, что изредка встречаются, — только парусные, причем самые разнообразные. Глядя на то, как опытно с ними управляются рыбаки, искренне начинаешь им завидовать. А заодно и понимать, насколько экономичен и рентабелен водный транспорт с парусным вооружением. И к океану можно сходить, и назад с уловом вернуться, не разорившись на горючке. Иногда парус был спущен, но и под мощными ударами весел узкие длинные лодки, выжженные из цельного ствола толстого бука — древнейшая конструкция, — передвигались со скоростью стрелы.

— Ты заметил, что надувных лодок не было? — спросил я.

— Точно, люди хотят более надежного.

— А моторок вообще не видно.

— В этих диких землях любая встреченная мотолодка наверняка окажется бандитской посудиной, — уверенно заявил Джай.

Мы сидели на нагретой солнцем палубе и, если по-деловому смотреть со стороны, откровенно бездельничали, как в круизе.

— Разве тут есть поле для такого промысла? — усомнился я, чуть поморщившись от боли.

— Для прямого бандитизма, пожалуй, нет, — немного подумав, ответил мне индус, подняв голову. — Местные злодеи живут покровительством прибрежных деревень, облагая их данью. Хотя если какое-нибудь проходящее судно сядет на мель или разобьется в тумане, путникам не позавидуешь.

— Пассивное береговое пиратство, — вспомнил я. Когда-то интересовался темой.

Инстинктивно мне хочется еще поговорить — пусть индус хоть ненадолго отвлечется от процесса.

— Пожалуй, так оно и есть, — согласился Джай. — Не все, конечно, этим занимаются, но подключиться к процессу грабежа готовы многие.

Не сомневаюсь.

Тут такой нюанс. Дурное дело всегда заразительно.

Повезло разок каким-нибудь береговым селянам — завидущие соседи тут же начинают гнуть обезьяну. А потенциальная добыча все слаще, прогресс как-никак идет, численность крупных анклавов постоянно увеличивается, да и «дикое» население реки растет. Со временем здесь начнется перевозка значительных торговых грузов — по морям и водным артериям пойдут караваны разных анклавов. Учитывая специфический контингент здешних поселенцев, их незалежные нравы, а также пристрастия и способы жизни главенствующих на реке «кровельщиков» на моторных лодках, можно предположить, что береговое пиратство до поры тут будет процветать.

Так было в Абхазии, да и по всему Черноморскому побережью Кавказа, когда в девятнадцатом веке вдоль берегов пошли серьезные транспортные потоки.

Английский путешественник и бытописатель Эдмонд Спенсер зафиксировал для истории случай нападения убыхов на русский корвет в июле 1830 года. Судно во время шторма бросило якорь в устье речки Сочи — примерно в том самом месте, где вы, находясь в статусе праздного отпускника, любите прогуливаться по вечерней набережной в районе Морвокзала. Так вот, один ушлый черкес, не испугавшись шторма, подплыл к судну и перерезал кинжалом якорный трос, после чего корвет вылетел на берег. Всю команду запихали в зиндан, а само судно после грабежа сожгли. Добыча оказалась столь велика, что подражатели нашлись сразу же: многие племенные наблюдатели засели на вновь организованных постах в береговых ущельях, выглядывая новый приз.

А в солнечном Адлере, где племена абадзехов жили по берегам реки Мзымты, там, где сейчас бурлит курортной жизнью центральный район города, располагался главный пиратский притон, настоящая «Тортуга» под управлением князей Ареда. В густом и высоком буковом лесу пираты строили свои длинные и узкие лодки — чикчермы, в каждую из которых помещалось более пятидесяти человек, и на веслах барражировали по Черному морю вдоль побережья по «своему» участку кормления. Обнаружив обездвиженное штилем или мелью купеческое судно, пираты стремительно подлетали, давали залп, сбивающий с палубы людей, а потом с кинжалами шли на абордаж. Стоит отметить, что далеко не всегда все проходило гладко, часто бандиты получали ответку по полной, нарвавшись на реальных, готовых ко всему парней. В общем, как это всегда, исследователю русской истории не нужно обращаться к чужой романтике — у нас и своего хватало.

Здесь будет то же самое.

Какое-то время — полный беспредел, когда стимул уже есть, а ограничителя еще нет. Потом властям анклавов это безобразие надоест, измученные рыбаки и торговцы заставят вождей шевелиться, последует жесточайший карательный рейд, на берегах встанут виселицы и колы, и все пойдет своим чередом.

Но это в будущем.

А пока…

Деревень по берегам Ганга объективно очень мало.

Обычно это селитебный мизер — невзрачный крошечный поселочек в четыре-пять строений, разместившийся возле какой-нибудь приглянувшейся чистой речки, впадающей в Ганг. Места для деревень люди выбирают самые удобные — благо их тут не перечесть. А живут там, порой самым первобытным способом, как правило, близкородственные семьи, по тем или иным причинам не сумевшие или не захотевшие социально адаптироваться в крупных анклавах. Кроме того, вниз по течению безжалостно отправляются ссыльные и ненормальные, психически больные и просто неуравновешенные люди. Как и преступившие закон.

В этом мире тюрьмы не в чести. Нашкодил в пределах «легких статей» — дуй на выселки вниз по течению. Накосорезил по-крупному — присядьте на кол, уважаемый. Смертная казнь, знаете ли.

Но уже встречается и заброшенное жилье, жуткое, безнадежное.

Вчера мы неосмотрительно причалили на ночь к рощице в одинокой бухте, на правом берегу реки. Уютное тихое местечко в скальном распадке, ручеек есть, поляна, в таком душа и тело так и просятся на отдых.

«Клевер» причалил возле маленькой деревянной лестницы со сломанными ступенями и перильцами с одной стороны, которая завершалась крошечной беседкой в виде пагоды.