Зато попугай распушил свои перья, раскрыл свой кривой клюв и прокряхтел:

— Eres ratero!

Это приветствие переводится: «ты — мошенник!» Дама погладила птицу — вроде бы за этот остроумный выкрик, а я по-прежнему вежливо повторил свой вопрос.

— Eres ratero! — закричал попугай, тогда как дама упорно хранила молчание.

Я еще раз повторил вопрос.

— Eres ratero, eres ratero, ratero! — ругался пернатый клеветник, а дама только давала себе труд указывать рукой в сторону двери, давая мне таким остроумным способом понять, что она и ее попугай хотели бы освободиться от моего общества.

Мне пришлось открыть дверь, но я не вышел, а только выглянул и увидел того самого полицейского, который направил меня сюда. Он уставился в противоположную стену, и тогда я засунул пальцы в рот и свистнул так резко, как мог свистеть один я. Попугай стал вторить мне; дама взвизгнула, почти как попугай, а полицейский обернулся ко мне. Я поманил его, а когда он подошел, спросил:

— Это ли служебное помещение окружного алькальда?

— Да, сеньор, — ответил он.

— Тогда где же он?

— Ну, там, в канцелярии.

— Однако я его не вижу, а сеньора мне не отвечает!

— Тогда ничем не могу вам помочь.

При этих словах он повернулся и пошел прочь. Я снова обернулся к даме и еще один раз повторил мой вопрос, но на этот раз уже не столь вежливо. Тогда она выпрямилась, сверкнула своими темными глазами и ответила:

— Сейчас же вон отсюда, иначе я прикажу посадить вас в тюрьму! В каком виде вы осмелились к нам прийти! Ведь по вас сразу заметно, что вы не можете оплатить пошлину на государственную бумагу!

Попугай захлопал крыльями, вытянул в мою сторону клюв и закричал: «Eres ratero, eres ratero!» Однако я хладнокровно вытащил из кармана кошелек, вынул оттуда несколько золотых монет и, не говоря ни слова, стал пересыпать их из одной руки в другую. Попугай немедленно, полностью изменившимся голосом стал подражать перезвону золотых монет, а дама повернулась к другому гамаку, и голос ее зажурчал нежными переливами, напомнившими мне звуки флейты:

— Поднимись-ка, мой милый! Тут пришел кабальеро, которому надо немедленно с тобой поговорить. Я сверну ему сигарету.

Под полочкой, на которой сидел попугай, находился ящичек, в котором хранились табак и бумага для сигарет. Дама сунула одну бумажку, в рот, чтобы смочить ее слюной, положила на нее порцию табака и завернула все это своими изящными пальчиками в некое подобие гусеницы, потом подожгла один конец и протянула гусеницу мне с милой, покоряющей сердце улыбкой.

Хм! Слюна! А эти пальчики, пестрая окраска которых заставляла гадать — то ли они были в перчатках, то ли еще чем покрыты! Да и место, где хранился табак, находилось как раз под попугаем! Короче говоря, я хоть и взял сигарету с глубоким поклоном, но поостерегся поднести ее к губам.

Я обратил внимание, что тем временем в глубине комнаты наметилось какое-то движение. Второй гамак закачался, и из него освободилось — я намеренно употребил слово «освободилось» — длинное, ужасающе худое существо, направившееся ко мне медленными, неслышными шагами призрака, потом остановилось передо мной и спросило глухим голосом чревовещателя:

— Какой налог, сеньор, вы готовы заплатить?

— Он будет зависеть от ценности полученного мной ответа!

Дылда повернулся к своей молодой жене и произнес, скорчив омерзительную гримасу, которая должна была изображать приветливую улыбку:

— Ты слышишь, моя голубка? Он заплатит в зависимости от ценности моих слов. А так как все, что я говорю, весьма ценно для каждого человека, то прошу тебя, скрути ему еще одну сигарету.

Она с видимым удовольствием занялась исполнением этого желания, а когда я между пальцами держал второго подожженного было ею, но уже угасшего табачного червя, ее благородный супруг предложил мне:

— Ну, а теперь сеньор, изложите мне спокойно и без утайки ваше дело! Считайте, что мы — ваши лучшие друзья!

И попугай при этом издал такие нежные и кроткие вздохи, что я пришел в блаженное расположение духа. Разумеется, я оказался перед двумя лучшими и благороднейшими из людей, а также — перед задушевнейшим из попугаев, а поэтому осведомился с полной откровенностью:

— Сеньор, может быть, вам известно имя Тимотео Пручильо?

— Нет. А тебе моя голубка?

— Впервые слышу, — ответила голубка.

— Я разыскиваю некую асиенду Арройо, которая расположена, кажется, недалеко от Уреса. Может быть, вы можете что-нибудь о ней сообщить?