В том же исследовании Болсун можно прочесть любопытные данные: «…Количество перебежчиков (из Красной армии. – А.Г.) было в 1942 году – 79 779 человек, в 1943 – 26 108 человек, а в 1944 году – 9 207 человек». [6]

Вот уж «неэффективность» пропаганды: в 1942 году, после битвы под Москвой – шесть дивизий перебежчиков, в 1943 году – после Сталинграда, больше двух пехотных дивизий полного состава. В 1944 году, когда многие в мире предполагали, что война закончится именно в этом году, а красноармейцы, пройдя через Украину и Белоруссию, воочию убедились во всех прелестях нацистского «нового порядка» – численность осознанных «предателей» равна численному составу дивизии.

Да и в победном сорок пятом народ из Красной армии к немцам бежал в сотни раз охотнее, чем из армий союзников. В декабре 1944 года – январе 1945 года в Арденнах немцы провели последнее стратегическое наступление на Западном фронте и при этом захватили довольно много пленных: 28 050 человек. Из них перебежало к нацистам всего 5 (пять) представителей демократического мира (то есть перебежчики составили 0,018 % от общего числа пленных). Примерно такое же количество пленных на Восточном фронте немцы захватили за вдвое больший период (декабрь 1944 года – март 1945 года): 27 629 человек. И из них добровольно оставили ряды «армии-освободительницы» 1710 человек (6,18 % от общего числа пленных). [7] Если поделить процент предателей советской власти на процент предателей демократических режимов, то получится, что из сталинской армии народ бежал в 343 раза охотнее, чем из французской, английской, американской или канадской.

К этому добавим, что за всю войну немцы взяли в плен 5,75 миллионов красноармейцев.

Понятно, что акт перехода на сторону врага – далеко не всегда следствие прочитанной листовки или услышанной радиопередачи. Кто-то мог уйти к немцам из-за того, что в Красной армии ему грозил трибунал, кто-то – из-за того, что ненавидел родную власть безо всякой немецкой пропаганды, а иной просто надеялся, что в немецком плену шанс сохранить жизнь выше, чем воюя на фронте. То же самое в еще большей степени относится к пленным, которым советские законы приказывали в плен не сдаваться, а заканчивать жизнь самоубийством. Но очевидно, что если бы мастера нацистского агитпропа были совсем уж дураками, то в таких диких количествах советские солдаты не покидали бы ряды собственной армии.

Действенность нацистской пропаганды оценили и «органы» – за найденную вражескую листовку или власовскую газету красноармейца расстреливали. На протяжении всей советско-германской войны военные трибуналы (понятно, не только из-за случаев с экземплярами вражеской пропаганды) вынесли 167000 смертных приговоров.

167 тысяч человек – это численность двух общевойсковых армий тех лет.

Западные демократии за подобные вещи не преследовали, поэтому в семейных архивах канадских, американских и английских солдат хранится много нацистских листовок.

Можно привести и другие соображения: численность советских коллаборационистов в Вермахте, СС и полицейских частях Германии составила свыше одного миллиона человек. Кроме того, на оккупированной территории СССР насчитывалось не менее трехсот тысяч полицейских индивидуальной службы (что-то вроде милиции в советской репрессивно-карательной системе).

То есть, как минимум на умы населения Советского Союза нацистская пропаганда оказала довольно внушительное воздействие. Особенно, если учесть, что нацисты не считали славян за людей и установили для них режим грабежа и террора. И, тем не менее, народ с немцами сотрудничал.

Как видим, из правила «эффективное воздействие на немцев, неэффективное – на иностранцев», есть, как минимум, одно исключение.

Поэтому интересно взглянуть на то, каким конкретно материалом столь умело обрабатывались умы граждан Страны Советов.

Да и не только одно исключение было из этого правила. Довольно успешно нацисты промывали мозги и представителям европейских народов. В ряды легионов СС угодило, причем в большинстве своем вполне добровольно, 38 000 бельгийцев, 11 300 датчан, 20 000 итальянцев, по одной тысяче испанцев, болгар и финнов, 3 000 албанцев, 5 000 румын, 15 000 сербов, 8 000 французов, 22 000 голландцев. Кроме этого, были сформированы две хорватские и одна венгерская дивизии СС.

Учтем, что в войсках СС во время обучения преподавалась «расовая теория», повествующая о немецких «сверхчеловеках»! Но «унтерменшы» в СС шли, и было таковых немало.

Одним из важнейших мотивов мобилизации этих людей был антикоммунизм. Им рассказывали, что на Восточном фронте Вермахт дерется с большевистской заразой, которая может поразить всю Европу. Рассказывали доходчиво, использовали графическую наглядность – плакаты, карикатуры. Потом призывали поучаствовать «в крестовом походе Европы против коммунизма». И многие в этот поход шли, действительно опасаясь советизации своей страны.

Почему шли не в Вермахт, а в СС?

Во-первых, потому что Гитлер Вермахту не очень доверял, и недоверие было обосновано. В рядах немецкой армии служили и нацисты и антифашисты. Последние устроили заговор и 20 июня 1944 года лишь по несчастливой случайности не отправили фюрера на тот свет. Поэтому давать не очень лояльной армейской структуре в помощь еще и «недочеловеков», которые могли в любой момент повернуть оружие против нацистов, было бы со стороны последних крайне неосмотрительно. А под руководством и присмотром проверенного партайгеноссе Гиммлера иностранные части СС для гитлеровского режима никакой опасности не представляли. Сам же Гиммлер брал под свое начало иностранных бойцов не из-за особой любви к инородцам, а из-за желания увеличить собственную власть вообще и влияние на «восточную политику» Третьего Рейха в частности.