Управляющий, пятясь, удалился. Покинув кабинет графа, он истово перекрестился и с чувством произнес:

– Да вознесется ее душа в Рай! Добрая была госпожа…

Несколько дней подряд граф активно занимался возвращением замку былого уюта: приказал протопить все жилые помещения, соскоблить со стен плесень, вычистить гобелены, шпалеры и бархатную драпировку, надраить до блеска канделябры и подсвечники, смазать дверные петли, подогнать разбухшие от сырости двери… Словом, новому мажордому досталось с лихвой. Прежний же, ныне управляющий, лишь беззлобно подтрунивал над своим преемником.

Когда замок приобрел прежние ухоженность и величие, Шарль загрустил, не зная, чем еще занять себя, но вскоре переключился на охоту. Теперь он ежедневно поднимался ни свет, ни заря и в сопровождении егерей и выжлятников[14] выезжал в обширные лесные угодья своего поместья.

Без добычи граф никогда не возвращался. Слуги в шутку поговаривали, что хозяин, наверно, успел перебить уже всю дичь в округе: мясом теперь кормили и сервов, и собак, и нищих. Однако Шарль с маниакальной настойчивостью продолжал каждое утро отправляться в лес, а под вечер его помощники непременно волокли в замок очередную тушу кабана, оленя, лани или волка.

После охоты граф, как правило, испытывал возбуждение и усталость одновременно. Он сытно ужинал добытым накануне жареным мясом, а потом выпивал столько вина, что замертво падал прямо за столом. Слуги переносили господина в спальню, раздевали, укладывали и укутывали, словно младенца. Горничные в такие моменты бесстыдно заглядывались на хозяина, втайне мечтая разделить с ним ложе. Ибо граф, несмотря на свои сорок пять лет и появившуюся после смерти Жанны седину, оставался в отличной физической форме и по-прежнему был невероятно красив.

В один из весенних вечеров Шарль вернулся с охоты с очередной ланью и уселся трапезничать вместе со своими бессменными спутниками. В последнее время это стало привычным делом, поскольку Шарль все труднее переносил одиночество. Егеря и выжлятники, люди грубоватые и светским премудростям не обученные, нравились графу своей искренностью, прямотой и откровенными шуточками, отпускаемыми в адрес вмиг заливающихся краской хорошеньких горничных.

– А не устроить ли нам парфорсную охоту? – обратился вдруг граф к сотрапезникам.

– Сия охота весьма опасна, господин граф, – заметил самый опытный из егерей, служивший прежде барону Валь де Круа, соседу графа. – Ведь она проводится без применения оружия, с одной лишь сворой гончих да несколькими бордосскими или маалосскими догами, обряженными в доспехи. Зверя, загнанного собаками, придется заколоть первому же подоспевшему охотнику. Ваш сосед, барон Валь де Круа, не далее как в прошлом году тоже решил испытать судьбу и стать таким «королем охоты»…

– И что же? – поинтересовался изрядно уже захмелевший граф.

– Не рассчитал свои силы, и вепрь повредил ему ногу. Теперь барон не то что охотиться - передвигается с трудом!

– Бедный Валь де Круа… Но я почему-то уверен, что мы добудем того вепря, чьи огромные следы видели несколько дней назад в лесу. Audentes fortuna juvat![15•

Разгоряченные вином егеря и выжлятники бурно поддержали графа.

– Я потом изготовлю для вас, господин, отличное чучело из этого вепря, и вы поставите его в главном зале замка на зависть всем соседям-баронам! – пообещал один из них.

– Еще вина! – громко крикнул Шарль.

Как из-под земли, появились кравчий с огромным серебряным блюдом свежеприготовленного мяса и виночерпий с бог весть каким по счету кувшином вина.

Осушив пару чаш отменного напитка с собственных виноградников, Шарль неожиданно почувствовал прилив плотского желания и мысленно порадовался: этого не случалось с ним вот уже почти полгода. Он тотчас принялся перебирать в памяти всех замковых горничных и служанок, способных доставить ему удовольствие… Признаться, граф знал толк в простушках.

А вот парфорсная охота так и не состоялась. Ночью зарядил затяжной весенний дождь, который, казалось, никогда не прекратится. Дороги вокруг замка превратились в чавкающую распутицу, и Шарль рассудил трезво: даже если он затеет охоту, лошади непременно увязнут в грязи, и вряд ли поиски кабана увенчаются успехом. К тому же непогода грозила всевозможными простудными заболеваниями, а умирать графу уже не хотелось. Он теперь вкушал все прелести жизни, проводя ночи в пылких объятиях юных горничных и служанок.