Возрастную катастрофу 12 лет прикрывало единое пространство школьной жизни, идущей без резких перемен от 7 до 17 лет. Едино не только обучение в школе, едины в это время и семейное положение, внешние атрибуты бытия. Физиологические изменения скорее скрываются, чем выпячиваются. Подобная маскировка дает возможность смягчить катастрофичность перехода, позволяет сосредоточиться на смысле происходящих изменений, а не на внешних признаках.

То же самое можно сказать и о возрастной катастрофе 40 лет, спрятанной в неизменном внешнем образе семейно-служебной жизни от 30 до 55 лет. Именно этот период называют расцветом жизни. В этот период творческая и семейная жизнь совершают свой главный маневр. Подразумевается, что в это время жизни наиболее мощно физическое состояние мужчины, наиболее полно раскрывается женская красота. Именно с этим периодом связаны максимальные социальные ожидания, что, конечно, не уменьшает напряжения этого временного отрезка, включающего в себя два самых насыщенных возраста жизни.

Переход 40 лет, призванный перевернуть мировосприятие человека, все поставить с ног на голову (или наоборот), со стороны может быть вообще незаметен, его скрывают так же, как скрывали какие-то подозрительные проявления новой физиологии после 12 лет. Мужчина впускает в себя атрибуты старости, но изо всех сил старается скрыть ее признаки как от себя, так и от окружающих. Ему во что бы то ни стало надо продемонстрировать, что он еще мужчина хоть куда, выдержит любые нагрузки, любые холода, не подкачает в любовных приключениях или интеллектуальных борениях. В меньшей степени, но те же проблемы одолевают и женщину 40 лет. Она должна продемонстрировать всем, и главным образом себе, что по-прежнему свежа и интересна и даже на фоне подросших детей выглядит так же молодо, как и 10–15 лет назад. Парадоксально, но возрастной переход 40 лет, при всей его разрушительной силе, позволяет сохранить внешнюю «картинку» молодости и мужчине, и женщине. Однако сохранение молодости очень дорого обходится человеку, чрезвычайно напрягает его силы (весь возраст Змеи), и избавиться от этого комплекса молодости позволяет лишь наступивший в районе 54–55 лет возраст Дракона. Человек внешне становится солиднее, перестает «играть» в молодость, но при этом становится моложе душой, бодрее духом и даже здоровее физически. Такова одна из многих рокировок, заложенных в возрастной программе человека.

Перестав стесняться наступающей старости, человек обретает второе дыхание, он становится энергичнее, жизнерадостнее, но самое интересное в том, что он частично возвращает себе идеалы, утраченные в 42 года, его с новой силой тянет к семье, он вновь ставит интересы общества выше своих личных. Приходит время воспитания внуков и внучек, время обретения учеников и учениц, становления рода, становления школы.

В определенном смысле благостный возраст Дракона — это награда за бесконечные терзания, борения и мучения возраста Змеи. Поэтому очень странно бывает читать о горе-волшебниках, обещающих задержать старение и растянуть так называемый цветущий возраст середины жизни. Впрочем, тем, кто понял смысл возрастной карьеры, покажется дикой сама идея удлинения любого из 12 возрастов человека.

Смысл же возрастной карьеры состоит не в том, что есть плохие и хорошие возрасты, и, уж конечно, не в том, что с каждым возрастом наше будущее планомерно сокращается и смерть становится все более неизбежной. Смысл состоит в том, что четкое и своевременное исполнение возрастных задач делает каждый следующий возраст желанным и спасительным, а скорбь по поводу истечения жизни многократно компенсируется радостью по поводу очередной возрастной удачи, ибо зафиксировать успешность того или иного возраста гораздо легче, чем зафиксировать успешность всей жизни в целом.

Характеристики, из которых сотканы последние три возраста человека, напрочь отрицают сложившиеся когда-то представления о старости как о времени увядания, скорби, мучений и страданий. Сопутствующие человеку на протяжении всех трех возрастов взлетность, космический оптимизм создают представление о старости как достаточно светлом и даже романтичном времени жизни.

Уже давно подмечено сходство между старыми и малыми мира сего, подмечено, что между детьми и бабушками-дедушками устанавливаются подчас более душевные отношения, чем между детьми и родителями. В определенном смысле можно сказать, что дети и старики установили между собой союз против активной части взрослого мира.

Для понимания неизбежности этого союза рассмотрение отдельных характеристик почти ничего не даст. Главное для понимания этого союза — представление о трех стихиях жизни, о трех периодах: детство — молодость — зрелость. Детство досоциально, зрелость надсоциальна, и лишь молодость находится внутри того круга, что мы по обыкновению зовем жизнью, подразумевая под жизнью период активной борьбы или драки.

В этом главный смысл союза детей и их дедушек-бабушек. Они «не волки по крови своей», они вне схватки, вне борьбы, и это определяет их более спокойное, более философское отношение к жизни. Главный вектор мировосприятия ребенка направлен в будущее, он так или иначе готовится к будущему, моделирует его, мечтает о взрослой жизни. Зрелость (старость), напротив, обращается в прошлое, всю свою силу черпая в опыте, знаниях, воспоминаниях. Таким образом, смыкаются интересы первой и третьей стихий жизни: детства и зрелости.

Другой аспект отношений между старыми и малыми связан с неравновесностью отношений между тремя стихиями жизни. Породив детей, родители, как бы они ни были нежны и заботливы, оказывают на детей очень сильное давление. Снять это давление невозможно, ибо оно является составной частью всего комплекса отношений родителя и ребенка. Существование этого давления связано скорее не с желанием родителя властвовать, а с инстинктивным стремлением ребенка вернуться в сферу жесткого родительского контроля, сферу безопасности.