После такого приглашения просто нельзя было не посмотреть на экран.

А на нем и в самом деле происходило что-то, на первый взгляд совершенно несуразное. Волны, зигзаги, сверху вниз, потом – справа налево, линии, образовывавшие на мгновение какие-то сложные фигуры, затем разрывавшиеся на множество отрезков, чтобы тут же исчезнуть, уступая место другим; и все они были цветными – множество оттенков чередовалось на экране, ни разу, кажется, не повторяясь. И все это – в полном безмолвии.

– Он у тебя просто испортился, – предположила Мила через несколько секунд.

– В полном порядке. Саша проверял. Прекрасно воспроизводит любую запись.

– А это разве не?..

– Да нет, конечно.

– Что же ты смотришь?

– Ты что, забыла? Смотрю, как всегда. С большой корабельной параболы. Но такого еще никогда не приходилось видеть.

Тут только Мила вспомнила о присущих Инне странностях.

– Ах, ты все еще…

Тут она прикусила язык и даже покраснела: не принято показывать человеку, что его поведение кто-то считает если не ненормальным, то, во всяком случае, бессмысленным.

– Прости, я не хотела…

Инна, улыбнувшись, жестом прервала ее:

– Я не обижаюсь: мне нечего стыдиться. Скорее уж вам, не признающим очевидного.

– Что ты имеешь в виду?

– Хотя бы это, – Инна кивнула в сторону экрана. – Кто-то же передает такие сигналы!

– Природа… – проговорила Мила не совсем решительно.

– Ха. Природа – лишь продукт…

– Почему бы тебе не показать это все нашим мужчинам? Может, они помогут разобраться.

– Саша уже понес запись капитану – я тут больше двух часов писала на кристалл все это. Хотя я не очень-то надеюсь.

– Смотри: закончилось!

Экран и в самом деле очистился.

– Да, теперь часа три будет перерыв. А потом начнется снова.

– Все то же самое?

– Трудно понять. Надо сравнивать записи. – Инна отвернулась от экрана, устроилась поудобнее, готовая внимательно слушать. – Так что там у тебя за интрижка с Истоминым? Сгораю от любопытства.

– Нет, ты совершенно не так поняла…

– Ну, ну. Без этого здесь жить стало бы вовсе невозможно.

– Ты шутишь, а дело на самом деле серьезное. Наши девочки, по-моему, оказались в большой опасности…

Но ей и на этот раз не удалось объяснить, в чем же заключалась грозящая дочерям беда.

Потому что экран снова заполнился. Но теперь уже картинка носила совершенно другой характер.

Вместо хаоса красок и линий на нем вырисовалась четкая, упорядоченная череда колебаний, словно аппарат стал работать, как обычный осциллограф.

Поэтому Инна тут же замахала руками:

– Потом, потом!.. Смотри: такого еще не случалось. Сейчас я включу запись…

Это же увидел на своем экране и Флор в туристическом корпусе корабля. Запись он включать не стал: она и без того работала у него беспрерывно. Он лишь пробормотал:

– А вот это уже можно будет как-то интерпретировать. Похоже, удастся слепить программу. Тогда…

И, не мешкая, принялся за дело.

Мила же вернулась в свою каюту, где Нарев благополучно досыпал, даже не ощутив отсутствия супруги.

Она быстро разделась и улеглась рядом. И постаралась побыстрее уснуть. Потому что день предстоял деятельный.

Однако – как всегда, когда хочешь уснуть побыстрее – сон, казалось, только что еще дышавший рядом, вдруг умчался куда-то. И вместо обычных предсонных картинок, быстро сменяющих одна другую, в памяти словно вдруг включили кристалл, на котором стал прокручиваться недавно состоявшийся разговор с Истоминым – с самого начала и до конца.

Но потому, может, что состояние ее было все-таки не полностью явью, – сейчас в разговоре этом как-то выделилось и показалось самым важным не то, что касалось девушек и любви, а совсем другое: то, что писатель говорил о приближающемся столкновении молодых со старшими.

И с каждой минутой Мила все яснее понимала: это не бред, это – серьезно.

Ее, надо сказать, не очень заботила судьба власти. Но у нее было здесь трое детей. И смириться с мыслью, что им грозит что-то куда более серьезное, чем то, что она воображала, сейчас оказалось совершенно невозможным.

Она повернулась к мужу и не без труда растормошила его.

– Проснись! Да проснись же!..

Он открыл глаза с большим нежеланием. И очень сердито спросил:

– Ну что – опять что-то приснилось? А отложить нельзя?

– Замолчи. Слушай. Я только что была у Истомина…

– Вот как? Очень интересно.

Вот тут он, кажется, действительно проснулся.

– А получше никого не нашла? Да я ему шею сверну!

– Свернешь, свернешь. А теперь несколько минут только слушай.