– Если появится хоть малейшая возможность, она будет использована полностью.

– Батареи?..

– Как только положение выяснится, вам будет доложено.

Но уже наступила реакция, и Карский, глядя мимо капитана, пробормотал:

– Можете не докладывать. Что от этого изменится?

– Дело в том, что вы нам нужны, вы – руководитель.

– Громко сказано. Двенадцати человекам?

Капитан мог бы сказать, что двенадцать – это много, особенно для замкнутого пространства. И что каждый из двенадцати хочет жить не менее, чем каждый из тысячи или десяти миллиардов. Карский же с горечью думал о том, что всю мощность его, как руководителя, хотят использовать для дюжины человек. Представляют полководцу командовать отделением, хотя тут нужен от силы сержант.

Он был неправ; но он был болен.

Не дождавшись продолжения, капитан встал.

– Поправляйтесь, администратор, – сказал он и вышел, и, как подумалось ему, карманы его были полны обломков надежды.

Зоя и Вера ожидали за дверью.

– Ну, что он?

– Вы не утомили его?

Капитан лишь покачал головой. Он смотрел на Зою. Вот на кого только он мог рассчитывать. На ее помощь, на ее поддержку.

– Зоя…

– Да, – сказала она. – Слушаю тебя.

Вот и дождалась, подумала она в этот миг. Он пришел. Конец недоразумениям. Все будет хорошо…

– Мы можем увидеться? Немного попозже?

– Да, если ты хочешь.

– Очень.

– Где?

Он сказал сразу:

– У меня, если не возражаешь.

Она улыбнулась.

– Нет, конечно. У тебя.

Капитан перевел взгляд на Веру. Девушка постаралась побыстрее согнать с лица улыбку.

– Сейчас я буду в энергодвигательном.

– Есть, – чинно ответила Вера.

Пришла пора осмотреть батареи всерьез, – решил капитан, уходя. – Чтобы что-то решить, наконец. Пришла пора принимать решения…

Она пойдет туда сразу же. Пусть капитан бродит по своему хозяйству, а она тем временем посидит у него, освоится с новыми для нее стенами. Попытается почувствовать там себя непринужденно, естественно. На этот раз уже не порыв привел их друг к другу, а сознание, что иначе нельзя. И сейчас Зоя была готова помогать Устюгу беззаветно, потому что чувствовала себя в чем-то сильнее.

Она вышла из медицинского отсека и, идя по широкому коридору палубы управления, улыбалась своим мыслям. Наверное, в каждой женщине оживает порой лихая девчонка… Хорошо творить добро и приятно дарить, особенно, если даришь самое себя и этого ждут с нетерпением.

Зоя свернула в другой коридор, покороче. Здесь двери были пошире, плафоны на потолке – другой формы, в одном месте коридор, расширяясь, образовывал нечто вроде холла, и тут стояли два кресла и столик. В холл выходили три двери: каюта Веры находилась в другом месте. Зоя наугад отворила первую дверь, интуиция подсказала ей, что она ошиблась: здесь ничто не напоминало о капитане. Она отворила другую.

Каюта была просторной, из первой комнаты вели еще две двери, совсем как в квартире. Спальня и ванная смежные. Удобно. Одну переборку занимали стенные шкафы. Отныне это – ее дом, и, быть может, навсегда. Хороший дом, подумала она. Дом – это ведь не только стены…

Внимательно оглядев себя в зеркале, Зоя улыбнулась: давно она не выглядела так хорошо. Она села и посидела немножко, улыбаясь и представляя, как он появится на пороге. Потом стала думать о том, как встретит его. Пусть он сразу почувствует, что она пришла насовсем, что жизнь вошла в свои берега.

– Ну вот, я и пришла помочь вам.

– Вы не поверите, – сказал Нарев, – как я рад.

Мила оглядела каюту.

– Сколько помещений у вас будет?

– Двух достаточно, как вы полагаете? Хотя, пожалуй, три. Люблю простор. Думаю, что никому этим не помешаю: соседние каюты пустуют.

Мила уселась, развернула альбом, провела элографом несколько уверенных линий.

– С таким расположением вы согласитесь? Тогда скажите, чего хотели бы вы.

Нарев медлил. Мила подняла глаза, наткнулась на его взгляд, нерешительно улыбнулась и снова опустила голову.

– Тогда, может быть, так?

Она принялась рисовать. Нарев вглядывался в возникающий эскиз.

– Здесь хорошо бы что-нибудь повесить на стену. Только не такую сетку, как делает штурман. У вас нет чего-нибудь такого?..

Он подумал, распахнул шкаф. Поискал.

– Это не пригодится?

Мила взяла большую фотографию мальчика лет семи – одно лишь лицо, такое же удлиненное, как у Нарева, с пристальными, близко, как у него, посаженными глазами.

Нарев странно улыбнулся:

– Это, видите ли…

Он не закончил; Мила взглянула на него и поразилась. Легко прочитав в его глазах глубокую тоску, она, словно сломавшись, упала головой на стол и зарыдала жалко и некрасиво, даже не закрывая лица руками.