Зина. Ну, пойдем, Рая, пойдем.

Обе убегают.

Блюма (смотрит на портрет; убедилась в том, что он действительно «смотрит», и повернулась так, чтобы не видеть). «… Чтобы обратить на себя внимание сограждан, Алкивиад..»

Входит Женя.

Женя. Так я и знала, что ты здесь!.. Зубришь? (Села рядом с Блюмой, достала из кармана сверток в бумаге.) Съесть, что ли? Блюма, съесть?..

Блюма. Если вам хочется есть…

Женя. В том-то и дело, что не хочется.

Блюма. А не хочется, зачем есть?

Женя. Ну просто так, от скуки.

Блюма (негромко). «… Чтобы обратить на себя внимание сограждан, Алкивиад отрубил хвост своей драгоценной собаке…»

Женя. Ну как только тебе это не противно!

Блюма. Что — противно?

Женя. Да вот это… Дурак этот… с собакой своей бесхвостой!..

Блюма. Так ведь это задано!.. (После паузы.) Она не бесхвостая была — с хвостом. Он сам ей хвост отрубил.

Женя. И зачем это ему понадобилось?

Блюма. Тут написано. «… Чтобы обратить на себя внимание сограждан…»

Женя. Глупости! Ну, я понимаю, если бы сограждане сказали: «Ах, ах, какой умный, какой замечательный!» А то ведь они, наверно, только посмеялись: «Вот дурак! Собаку искалечил!»

Блюма. «… Но когда наступила война, Алкивиад совершенно переродился…»

Женя. А я знаю, почему он собаке хвост отхватил. От скуки, наверно!

Блюма. От скуки?

Женя. У меня, знаешь, бывает… Поставят нас на молитву, тихо так стоим, никто не дышит… А мне вдруг хочется во весь голос заорать: га-га-га-га-га!.. Или как индюк: голды-голды-голды!..

Блюма (недоверчиво). Ну, вы смеетесь…

Женя. Вот ей-богу, честное слово!.. А иногда иду я по коридору и навстречу мне Сивка плывет. Я ей, конечно, реверанс. И вот ну прямо будто кто меня под локоть толкает крикнуть Сивке, как извозчики на улице кричат: «Гей, берегись!» Сивка, конечно, обомрет, а я ее за подбородок: «Ну, как живешь, Сивка-бурка, вещая каурка!» (Смеется.)

Блюма (в ужасе). Это начальнице?

Женя. Ага, Сивке… Или еще Вороне…

Блюма. Но зачем? Почему?

Женя. Очень, Блюмочка, скучно.

Блюма. А что за веселье, если вас исключат из гимназии?

Женя. Подумаешь! Не заплачу.

Блюма. Если бы со мной такое несчастье… Если бы меня, сохрани бог, исключили, я бы… Ох, я уж прямо не знаю что!

Женя. Неужто пожалела бы?

Блюма (смотрит на Женю так, как старая тетка на лепечущего вздор ребенка). Я бы тогда, Женя, домой уже не вернулась.

Женя. А куда же?

Блюма. Не знаю… В реке бы утопилась!

Женя. Уж и утопилась бы!..

Блюма. Вы, Женя, этого понимать не можете… Когда меня сюда приняли — это ведь случайно вышло, — так мой папа на всю комнату пел!.. И танцевал даже!.. Он такой счастливый был, как сумасшедший прямо…

Женя (после паузы). Нет, а я все-таки съем… (Развернула бутерброды.) Все-таки хоть какое-нибудь дело… (Протянула Блюме.) Хочешь?

Блюма. Нет, спасибо. (Читает про себя.)

Женя. Пожалуйста, возьми, Блюма!..

Блюма. А как же вы сами? Вам не хватит.

Женя. Тут много, видишь? Возьми… Это мне Нянька приносит. Боится, что меня тут плохо кормят…

Блюма. Ну, спасибо…

Обе едят. К ним подошла Маруся, вся розовая и кругленькая, как пончик, но ужасно мрачная девочка.