— Вторая мировая война уже началась, — продолжала она. — И многих детей тогда вывозили из страны, чтобы спасти им жизнь. В нашей семье уехать предстояло мне. А Адам, какашка Адам, оставался, чтобы встретить грозящую его стране опасность как мужчина, выучиться здесь в школе и получить блестящее образование, какое тогда давали мальчикам. Девочки же из хороших семей просто заканчивали школу, и предназначением их было супружество.

Да что теперь говорить! Родителей моих давным-давно нет в живых, и поздно винить их в том, что они отправили меня на чужбину, а сыночка оставили при себе. Поздно винить и Лолу за вмешательство в чужую жизнь. А также себя — за то, что пакостила братцу, разрушая семейную идиллию. Зато можно упрекнуть звезды. Но в звезды я не верю как всякий рациональный человек. И все же…

Кто-то из вас спросил, что произошло тридцать первого декабря две тысячи шестого года. Что помогло мне перемениться. Думаю, с моей стороны было бы честно рассказать вам и это.

Маникюрша, не переставая слушать, высунула бледные ноги из воды и потянулась к ноготкам. Кимберли стояла рядом, держа наготове пузырек с лаком. Все мы, как я заметила, предпочитали красить ногти на ногах в ярко-красный. В наше время маникюр может иметь любой цвет — от зеленого до черного, — но ногти на ногах по-прежнему оставляют за собой цвет греха.

— Солнце находилось в Козероге, как и мои Марс с Меркурием. Полное слияние, в кои-то веки благоприятное для натальной карты моего брата. Это был мой семьдесят пятый день рождения — и семьдесят второй Адама. Отмечать его нам пришлось вместе, соединив с новогодним корпоративным праздником в одно торжество. Конечно, мы делали это не потому, что нам хотелось, а ради сохранения корпоративного духа компании, который является неотъемлемым элементом успеха в современном деловом мире. Мы делали это ради того, чтобы предотвратить всяческие слухи в среде топ-менеджмента. А слухи уже поползли. Слухи — это еще мягко сказано!

Я оказалась права, предположив, что, если Ева разговорится, ее не остановишь.

Ей было пятнадцать, когда она вернулась в Англию. Лола оказалась права — девочка действительно жила припеваючи в разлуке с братом, канадские дядюшки и тетушки с трудом ее отпустили. Она была чертовски хороша собой, умна и всеми любима, а злость приберегала для братца, оставшегося далеко за океаном. На выпускном балу ее избрали королевой — об этом она с гордостью написала родителям, но так и не получила ответа. То ли письмо пошло ко дну вместе с кораблем — подводные лодки в тот год вовсю бороздили Атлантику, — то ли родители просто не знали, как к этому отнестись, или даже сочли типичной американской пошлятиной. Она писала родителям, что теперь изучает экономику и женщине в Канаде легко найти работу — она смогла бы даже устроиться в банк. Но ей по-прежнему не отвечали. Война кончилась, взрослые регулярно переписывались, а ее упорно обходили молчанием.

Ева посылала на родину свои фотографии. Она уже давно выросла и выглядела даже слишком взрослой для своих лет. У нее была прекрасная фигура, и она не старалась скрывать ее. Английские сверстницы одевались скромно, пряча от мужских глаз свои девичьи прелести, в Канаде же девочки только и делали, что бегали на свидания. Вместо подбитых кружевом скромных платьишек их дочь носила броские расклешенные юбки с гольфами. Волосы она не зачесывала аккуратно под ободочек, а нарочно завивала в локоны и завязывала алым бантом. Выглядело это невыносимо вульгарно. На одной из фотографий оказался даже ее парень-ухажер — они держались за руки. Парню было явно за двадцать, и красовался он в жутком костюме в черно-белую полосочку — длиннющий пиджак и неприлично узкие брюки-дудочки. Шел тысяча девятьсот сорок седьмой год. Родители, ужаснувшись тому, что позволяла вытворять девочке родня, вызвали ее домой.

Приехав встречать ее на причал в Тилбери, они подумали, что она не похожа на девственницу. А вдруг Ева собьет с панталыку брата? И, долго не раздумывая, ее отдали в женскую школу-интернат, где девочек из хороших семей обучали кулинарии, приличным манерам и понемножку другим наукам. Перед отправкой в школу она встретилась дома с братом. Волосы ее уже были выпрямлены и зачесаны под ободок, унылая школьная форма скрывала прелести фигуры.

— А-а, это ты? — спросил он. — Вернулась из колоний?

В наше время, чтобы оскорбить канадца, нужно просто обозвать его жителем колонии. Напыщенный самоуверенный Адам в этот момент учился перед зеркалом завязывать галстук. Он вызвал у Евы такое презрение, что она просто плюнула в него. Эта несдержанность обошлась ей боком и повлияла на их дальнейшие жизни. Адам прямо-таки содрогнулся. Такого поведения среди женщин он еще не встречал. Все эти годы он слушал шутливые разговоры за обеденным столом о том, как сестра в детстве «покушалась на его жизнь». Теперь же это явно перестало быть шуткой. Как назло, по коридору проходил отец, когда перепуганный Адам выскочил из комнаты с криками: «Она плюнула в меня! Она в меня плюнула!»

У Адама, по мнению сестры, в те времена были не все дома — возможно, из-за того, что в раннем детстве он частенько ушибал голову, вылетая из кроватки, — зато он имел приятную наружность и был в сексуальном смысле очень даже привлекателен (Венера в Скорпионе творит истинные чудеса). При всем том он не тяготел к устойчивым знакомствам — ему все казалось, что на горизонте появится что-нибудь получше. Он так и не женился. «Просто не могу рисковать, — заявил он как-то на семейном торжестве, когда она при всех пыталась выставить его геем. — А вдруг родятся такие же детишки, как ты?»