— Ну конечно. А где ваши братья? — в свою очередь, поинтересовалась она, тронутая его просьбой. Сегодня же вечером она помолится за неизвестных ей людей.

— Их расстреляли нацисты две недели назад в Лионе.

Они были в отряде Мулена.

От Сержа Амадея знала, кто такой Мулен. Герой Сопротивления, чье имя было известно каждому французу.

— Мне очень жаль. А кто-нибудь еще у вас есть? — осторожно спросила Амадея, надеясь, что он не остался один, но Жан-Ив только покачал головой:

— У меня никого нет. Отец погиб, когда я был ребенком. Несчастный случай во время ловли рыбы. Мать умерла в прошлом году. Заболела воспалением легких, и мы не смогли достать лекарство.

Теперь понятно, почему он такой грустный. У бедняги больше нет семьи, нет никого, кроме этих родственников здесь, в Мелене. Амадея подумала о судьбе своих родных.

— Мои мать и сестра тоже скорее всего погибли. А если и живы… Нет, вряд ли. Год назад их отправили в Равенсбрюк. Сестре было всего шестнадцать. А отец умер, когда мне было десять. Его сбросила лошадь. Мать была еврейкой и перешла в католичество, чтобы выйти замуж за отца. Обе семьи от них отказались. Родных матери выслали в лагерь после «хрустальной ночи». Отец был французом и католиком, сыном графа. Тогда шла Первая мировая война, и немцы воевали с французами. Люди способны на такие глупости! Представляете, отца и мать так и не простили.

— Они были счастливы? — Казалось, Жан-Ив интересовался искренне, и Амадею это тронуло. Она почувствовала, что у нее появился новый друг. Новый друг в эти тяжелые времена? Невыносимо тяжелые времена.

— Очень. Они так любили друг друга. Я и не представляла, что можно так любить.

— Как по-вашему, они жалели о том, что сделали? Я имею в виду, ослушались родителей.

— Никогда. Они никогда об этом не пожалели. И жили очень дружно. Но после смерти отца мама уже больше не была прежней. Из нее словно ушла жизнь. Моей сестре тогда было только два года. Я стала заботиться о ней. Мама почти не обращала на нас внимания, и сестра стала моим ребенком, — рассказывала Амадея, не скрывая слез. Она так давно не говорила о Дафне, и на сердце вдруг стало невыносимо тоскливо. Как ей не хватает матери и сестры!

— Наверное, таких, как мы, кто потерял всех, сейчас очень много. Мои братья были близнецами, — почему-то добавил Жан-Ив, словно это теперь имело какое-то значение. Очевидно, имело. Для него.

— Я буду молиться за них сегодня. И за вас.

— Спасибо, — мягко поблагодарил он. Они медленно возвращались на ферму. Эта девушка нравилась ему, хотя казалась старше своих лет. Но во время войны взрослеют рано. А ей столько пришлось пережить. Правда, ему до сих пор было трудно поверить, что она монахиня, как и понять, зачем ей нужно возвращаться в монастырь. Но именно призвание придавало этой девушке серьезность и уверенность, которые пришлись ему по нраву. Уже одно ее присутствие утешало. Жан-Ив чувствовал себя в полной безопасности рядом с ней и знал, что безопасность эта не кажущаяся.

— Завтра я заеду за вами. Наденьте что-нибудь темное. Когда мы идем туда, обычно черним лица. Я принесу вам ваксу.

— Спасибо, — усмехнулась Амадея.

— Рад был познакомиться, Амели. Вы хороший человек.

— И вы тоже, Жан-Ив.

Он проводил ее в дом, попрощался и завел мотор машины. Возвращаясь на ферму, где жил сейчас, Жан-Ив ощущал непривычную радость от сознания того, что она будет за него молиться. В этой девушке было что-то, заставлявшее верить, что Бог к ней прислушается.

Назавтра Жан-Ив заехал за ней в десять вечера. Он сидел за рулем старого грузовика с выключенными фарами. С ним был еще один человек: крепкий рыжеволосый деревенский парень Жорж. Жан-Ив дождался, пока Амадея усядется, и только тогда познакомил ее с Жоржем.

Амадея весь день усердно трудилась на ферме, став неоценимой помощницей тетке Жан-Ива. Та не могла нарадоваться на девушку, не знала, как ее благодарить. К тому времени как появился Жан-Ив, старики уже были в постели. Вопросов они не задавали, очевидно, хорошо зная, зачем приехал племянник, и ни словом не обмолвились о том, чем Амадее предстоит заняться сегодня ночью. Они просто пожелали ей спокойной ночи. Через несколько минут грузовик отъехал от дома. Старики услышали рев мотора, молча погасили свет и укрылись одеялами.

Как и велел Жан-Ив, на Амадее была темная одежда. Они сразу направились в поля. Дорога была неровной, но все молчали, хотя и подскакивали на каждой выбоине.

Грузовик остановился в небольшой рощице, где были припаркованы еще две машины. Всего тут собралось восемь человек. Амадея была девятой. Никто не разговаривал. Жан-Ив вручил ей баночку с ваксой, и она вымазала лицо. Если их поймают, такая маскировка выдаст всех и сразу, но в темноте это хоть как-то защищало от возможных преследователей.

Едва в небе раздалось характерное жужжание, мужчины разошлись широким веером и побежали, вынимая на ходу фонарики. Еще несколько секунд — и над Амадеей распустился купол парашюта, к которому был прикреплен большой тюк. Мужчины выключили фонари, и самолет, сделав круг, улетел. На этот раз все прошло благополучно. Дождавшись, пока парашют опустится на землю, все кинулись к нему. Добежавшие первыми отстегнули парашют и стали зарывать его в землю. Остальные потрошили тюк. Там оказались автоматы и боеприпасы, которые поспешно погрузили в грузовики. Еще двадцать минут — и все разъехались. Жан-Ив снова сел за руль и повез Амадею на ферму. Он уже успел стереть ваксу с лиц.