Шрифт:
– Как там?
– неожиданно севшим голосом - только и спросил Золотухин.
– Как?
– старлей криво усмехнулся - хреново, лейтенант. Очень хреново. Считай, что больше нет батальона. К полудню немец здесь будет.
– Что-о-о?- на взводного словно что-то накатило - отставить панику. Еще слово и я прикажу вас арестовать, как труса и паникера.
– Меня? Как труса?
– эту фразу Колыванов буквально прохрипел срывающимся от ярости голосом. Внезапно рванувшись к Золотухину он как клещами вцепился в его гимнастерку сверля ненавидящим взглядом единственного глаза - да ты молокосос... окопались тут за нашими спинами, крысы тыловые, а там, весь батальон, весь....
Не ожидавшие такого поворота событий Карасев и Матафонов не сразу бросились отдирать от опешившего взводного вконец рассвирепевшего пехотинца. Не без труда смутьяна удалось скрутить, и неизвестно чем бы все эта история закончилась, прежде всего, для пехотного старлея, если бы в этот момент на площадь не вкатила видавшая виды полуторка с десятком бойцов в кузове. Грузовик еще не успел остановиться, когда с подножки соскочил и опрометью метнулся к командиру Васильев в составе своего второго отделения, оставленный у северного въезда в станицу.
– Товарищ лейтенант, вот ...
– Боец свободен, спасибо, что проводил - из-за спины тунгуса, отстраняя его в сторону, вышел сухощавый, среднего роста командир с тремя шпалами в петлицах. Козырнул в ответ на приветствия опешившего, но все еще кипевшего праведным гневом Золотухина, вытянувшихся бойцов и хмурого старлея - подполковник интендатской службы Лоскутов.
– Товарищ подполковник - взводный наконец пришел в себя - прошу предъявить ваши документы.
– Лейтенант Золотухин - придирчиво изучив протянутую ему командирскую книжку, лейтенант вернул ее интенданту и отдал честь.
– Что у вас здесь происходит, лейтенант? Вам, товарищи командиры, что фашистов мало? Друг друга решили поубивать?
– Товарищ подполковник - голос взводного зазвенел от негодования - мною задержано подозрительное лицо, которое вело пораженческие разговоры, и сеяло панику среди бойцов...
Слушая сбивчивый доклад взводного, полковник все больше и больше мрачнел.
– Значит так Золотухин - безапелляционным тоном заявил он - для обеспечения порядка на переправе тебе и отделения хватит. Остальные пойдут со мной.
– Товарищ подполковник, но у меня приказ...
– Лейтенант, во второй половине дня в Большенабатовский подойдет медсанбат ... дивизии, там раненые, сотни раненых. Ты понимаешь, что будет, если немцы прорвутся к переправе?
– Так, точно товарищ подполковник, понимаю - голос взводного звучал глухо - но...
– Никаких но, твоих бойцов поведет вон, сержант. Это заместитель твой?
– Лоскутов кивком головы указал на стоящего поодаль Карасева - он у тебя вроде парень обстрелянный. Давно воюешь сержант?
– С первого дня товарищ подполковник - вытянулся Андрей - от самой границы.
– Вот видишь - одобрительно кивнул головой интендант - замкомвзвод то у тебя боевой. Мне там, на высотке сейчас каждый штык на вес золота будет. А ты старшой, уводи раненых к переправе.
– Товарищ подполковник - вспыхнул Золотухин - я командую взводом, и своих бойцов не брошу. Я с вами.
– А, черт с тобой - отмахнулся Лоскутов - поднимай людей.
Не зря пользуясь любой свободной минутой, Карасев натаскивал бойцов своего взвода. Конечно до результатов выдаваемых самим Андреем и его сослуживцами на марш-бросках в бурной армейской молодости в позднем СССР, нынешним недокормленным, пацанам было далеко. Однако интенданта и десяток, приехавших с ним нестроевиков, немолодых уже мужичков они оставили далеко позади. Только Золотухин изо всех сил старавшийся держать марку, пыхтел где-то в хвосте колонны. Естественно в проводимых своим замкомвзвода по личной инициативе, ежедневных пробежках и тренировках, вместе с бойцами, лейтенант участия не принимал, и теперь это сказывалось на результате. Взводный держался только на собственном уязвленном самолюбии, отстать от своих подчиненных он просто не мог. Впрочем, все плохое тоже имеет обыкновение когда-нибудь кончаться, вот и сумасшедший рывок вверх по поросшему сухой выжженной солнцем травой склону высотки, тоже завершился. В утренних сумерках два с половиной десятка хрипло дышащих, отплевывающихся бойцов, негромко бряцая оружием и снаряжением, прыгали в окопы, рассасываясь в разные стороны, растворяясь в полутьме полуразрушенных артобстрелами и бомбардировками ходов сообщения, занимая позиции.
Вопреки самым грустным предположениям, окопы эти небыли пусты. То там, то здесь, в разбитых, неглубоких стрелковых ячейках пусть изредка, но еще мелькали серыми тенями защитные гимнастерки, поблескивали стальные каски бойцов. И пусть их, оставалось совсем немного, батальон был жив, и сдавать, разбитую снарядами и бомбами высотку без боя, никто не собирался.
– Стой. Кто идет?
– на шорох осыпающейся под Карасевским сапогом земли откуда-то из под ног, внезапно вырос незнакомый боец с винтовкой наперевес.
– Свои, земляк, свои - успокоил его Андрей, спрыгивая в траншею - принимайте подкрепление.
– Подкрепление это хорошо - рядом темным неясным силуэтом возник еще один красноармеец - неужто вспомнило про нас нацальство, пора бы, третьи сутки уже. А может, и пожрать цего принесли?
– Чего нет, того нет - развел руками Андрей.
– Плохо. Тогда хоть закурить дай.
– Да не курю я.
– Слышь, Мирон - разговорчивый красноармеец сокрушенно вздохнул и повернулся к товарищу - вот подкрепление прислали. Ни пожрать, ни покурить. Ницего у их нет. Об цем только нацальство наше думает.