— В светскую — так в светскую,— подхватил Максуд, уже освоившийся с их шутливой манерой разговора.

Гимаев был благодарен им за то, что они, сами того не ведая, праздновали его вхождение в новую жизнь. Что и говорить, в последние годы стиль, манера, лексика его разговора были иными, хотя он усиленно избегал жаргона, этой трудно смываемой накипи. Гимаев был признателен Алену Делону. Это он с первого дня знакомства внушал Инженеру, что сначала усваивают жаргон, затем стиль, а это уже дорога в другую жизнь.

— Я приглашаю вас в ресторан, тут рядом, при гостинице.

— Так сразу? В «Юлдуз»? Это чересчур дорогое заведение, молодой человек, мы туда каждый день не ходим,— призналась Каринэ.

— Ах, как хочется танцевать! — Наташа кокетливо повела плечиками. — Жаль, никогда не была в «Юлдузе», там, говорят, такой оркестр! — и девушка вновь озорно, как на качелях, рассмеялась.

— Я думаю, сегодня можно пойти. У меня событие — день рождения, даже в некотором роде юбилей — тридцать лет.

— Ах, вон вы, оказывается, какой? А мы уж подумали: наш рыцарь не только силен и ловок, но и серьезен, а вы — день рождения! Как банально, примитивно, учтите, мы таких не любим, правда, Наташа? — и Каринэ шутя взялась за сумочку.

— Но он действительно производит серьезное и положительное впечатление, так подсказывает мое сердце,— заступилась за Гимаева Наташа.

Так или приблизительно так, шутливо препираясь, они двинулись к гостинице. Прежде чем войти в ресторан, девушки решили позвонить домой, предупредить родителей, но все автоматы поблизости оказались неисправными. Гимаев, видя их огорчение и растерянность, предложил подняться к нему в номер и позвонить.

— Так вы живете в этом мраморном дворце, мистер Икс? — поразились девушки.

— Да, я проездом, на несколько дней,— ответил Максуд.

— Какая скромность — проездом! Море, курорт, корты. Ташкент, немного Востока! Небось, и номер у вас «люкс»,— продолжали весело наседать на него девушки, но подняться к нему согласились, уж очень разбирало их любопытство, да и позвонить нужно было обязательно.

— Наташа, непременно следует выяснить, не шейх ли арабский наш знакомый? — сказала Каринэ, оглядывая его просторный и прохладный номер.

— А это мы сейчас,— ответила Наташа, увидев на столе документы. Открыла страничку и радостно вскрикнула:— Каринэ, а я все-таки права, мое сердце не проведешь: у него действительно день рождения!

— А я думала, он гораздо моложе,— оставила за собой последнее слово Каринэ, набиравшая номер телефона.

Жили девушки неподалеку, на набережной Анхора, и Гимаев провожал их после ресторана по вечернему Ташкенту пешком. Наташа жила ближе, чем Каринэ, и распрощалась первой. Прощалась с заметным сожалением: вечер удался на славу, и расставаться было жаль.

Едва Наташа скрылась в подъезде, Каринэ взяла Гимаева под руку и, несмотря на поздний час, предложила пройтись еще немного вдоль реки.

— Знаете, я весь вечер внимательно наблюдала за вами… вас радовали какие-то мелочи, которым другие обычно не придают значения. И танцевали вы с радостью — я чувствовала это ваше состояние. Что за всем этим кроется?

— Каринэ, мне бы не хотелось вас огорчать, омрачать такой приятный вечер. Я очень благодарен вам с Наташей. Но если уж вы настаиваете… То, что я скажу, вас удивит, пожалуй… — Он усмехнулся. — Только сегодня утром я освободился из заключения, сегодня же прилетел в ваш прекрасный город, встретился с вами, отметил день рождения. Я думаю, это слишком много для одного дня, поэтому, пожалуйста, больше не расспрашивайте меня ни о чем…

— Конечно, конечно, извините меня за назойливость, я об этом и подумать не могла…

— Я инженер. И у меня была авария на работе.

— Бога ради, не объясняйте, я ни на секунду не усомнилась в вашей порядочности, я чувствую: вы не могли сделать подлость.

Они повернули от реки и долго шли молча. Прощаясь у ее дома, Каринэ предложила встретиться завтра пораньше, с утра, чтобы по прохладе показать Максуду Ташкент, и пригласила составить компанию на пляж; они с Наташей давно решили, что в воскресенье поедут на озеро Рохат, где ташкентцы любят проводить жаркие летние дни.

В эту ночь ему впервые за три года приснился сон. Он уже считал, что сны ушли от него навсегда, и жалел об этом. Такой сдвиг он обнаружил только у себя, другие, считай, только снами и жили, а какие цветные сны снились Алену Делону! Заслушаешься, от зависти умереть можно! И вдруг сон, пусть не самый желанный, красивый, но все же сон.

Приснился ему следственный изолятор, где его содержали до суда, и неожиданный визит к нему аккуратного тихого старичка. Он оглядел камеру печальными глазами и, не решаясь присесть на единственный табурет, сказал совсем не по-казенному: