Через несколько дней у меня на обеде был Анненберг с женой, ближайшие друзья семейства Рейганов еще по Калифорнии. Он бывший посол в Англии. Она же заведовала протокольным отделом госдепартамента.

Анненберг высказал мнение, что Рейган в конечном счете осознает — возможно, даже раньше, чем некоторые его помощники, — необходимость внесения корректив в его нынешний курс в отношениях с СССР. „Рейган — небезнадежен в этом смысле", — утверждал он. Но потребуется время, тут же добавил он, и, возможно, немалое.

Правда ранение Рейгана, видимо, задержит „процесс познания" им внешнего мира, отметил Анненберг. Ранение оказалось более серьезным, чем сообщалось общественности. Хорошо, что его не повезли в военный госпиталь, где обычно лечат президентов, который находился довольно далеко от места покушения и куда президент мог и не доехать. Ему здорово повезло, что ближайший гражданский госпиталь оказался одним из немногих, который располагал первоклассной службой реанимации. Когда Рейгана привезли в госпиталь, он потерял сознание и наступило опасное состояние шока, серьезно затруднившего дыхание. Лишь экстренное вмешательство высококвалифицированных специалистов помогло предотвратить возможную трагедию.

По ходу нашей беседы Анненберг заметил, что Рейгану придется еще преодолеть сильную психологическую предубежденность против переговоров с СССР. Он считает, что русские могут его перехитрить, если за ним не будут стоять мощные вооруженные силы.

25 апреля Хейг сообщил мне, что у него есть поручение Рейгана передать сразу два письма Брежневу. Одно является как бы официальным ответом на последнее письмо Брежнева. Другое написано самим Рейганом от руки, а не на машинке, в нем „он хотел бы в личной форме поделиться некоторыми своими мыслями с советским руководителем".

Отвечая на вопрос, чем руководствовался Рейган, направляя сразу два письма, Хейг сказал, что проект первого письма был подготовлен госдепартаментом. Отдавая его Хейгу, президент одновременно вручил второе письмо, которое он сам написал, начав его, когда еще был в госпитале. По мнению Хейга, президент захотел по возможности оторваться от нынешних конкретных проблем, которые еще нуждаются в детальном изучении и которые достались ему в наследство, а не являются результатом его собственных действий, и посмотреть на советско-американские отношения философски, пошире, имея в виду постоянный поиск возможностей их улучшения. Рейган откровенно изложил свои мысли и свое видение мира. В этом особенность второго письма президента.

В личном письме Рейгана проводилась мысль — в историческом плане — о неизменной доброй воле Америки в международных делах; он ссылался, в частности, на период сразу после второй мировой войны, когда у СССР не было еще атомной бомбы, а вся страна была разрушена войной. США не воспользовались тогда свои превосходством, когда их никто не мог бы остановить, чтобы захватить чужие территории. На этом фоне последующая советская политика, в изложении президента, выглядела иной. Если бы изменилась политика СССР, то обе страны могли бы вместе взаимодействовать. Это письмо Рейгана держалось администрацией в секрете. Ближайшее окружение президента считало его „наивным".

Ответ Брежнева на личное письмо президента я вручил Хейгу 27 мая. Привожу его достаточно полно, поскольку оно было одним из ключевых вначале их переписки. Оно было продуктом коллективного решения всего Политбюро.

„Уважаемый г-н президент! Я тщательно обдумал Ваше личное письмо мне и хочу ответить на него в таком же личном и откровенном плане.

Как и Вы, я помню о нашем с Вами кратком разговоре на приеме у президента Никсона в „Каса Пасифика" в июле 1973 года… Я обратил внимание, что, вспоминая 1973 год, Вы отмечаете, что достижение мира и доброй воли между людьми не оказалось столь близким, как тогда. И действительно, именно в те годы наши две страны вступили на путь договоренностей, которые знаменовали коренной поворот к лучшему не только в наших отношениях, но и в международной обстановке в целом. Это были годы, когда СССР и США активно и небезуспешно взялись за решение задачи ограничения вооружений, прежде всего стратегических, когда они приступили к совместным поискам решений острых международных проблем, когда плодотворно развивались взаимовыгодные двусторонние связи и сотрудничество наших стран в самых различных областях. Почему же процесс начал давать сбои, а потом приостановился и даже оказался отброшенным вспять?.. И тогда мы вспомним, что еще в то время, когда развитие наших отношений шло по восходящей линии, в США раздавались голоса людей, которым не нравилось такое их развитие, которые упорно стремились затормозить и сорвать этот процесс. В Вашем письме говорится, что после второй мировой войны США обладали способностью добиться мирового господства, но, дескать, сознательно не воспользовались этой способностью. Скажу прямо: вряд ли найдется много людей, которые согласились бы с таким утверждением. На самом деле США сделали максимум, чтобы добиться того, что американские деятели сами называли „Паке Американа"… Но это оказалось за пределами их возможностей — вот в чем дело. Кстати, еще до того, как появилась американская атомная бомба, СССР был в состоянии много сделать, чего он не сделал, сохраняя верность своему слову и уважая союзнические обязательства.

…Ну а если взять самые последние годы, когда отношения между нашими странами стали ухудшаться, и ухудшаться резко, то известно, что „львиную долю" в этот процесс внесла администрация Картера, хотя, скажем прямо, в конечном итоге никаких лавров Картеру это не принесло. Не так ли, г-н президент?

Но почему-то и новая администрация США решила продолжать движение по этому же пути. Попробуйте, г-н президент, посмотреть на происходящее нашими глазами (…военно-политические союзы, военные базы за тысячи километров от США, нацеленные на нашу страну…).

…Главное же, что мне хотелось донести своим письмом, это мысль о том, что мы не ищем противоборства с США, не покушаемся на законные интересы Америки. Мы хотим иного — хотим мира, сотрудничества, чувства взаимного доверия и благожелательности между СССР и США. Мы предлагаем сейчас США и другим западным странам честные конструктивные переговоры, поиск решений практически по всем существующим между нами вопросам — и о сдерживании гонки вооружений, и о ликвидации опаснейших очагов напряженности в различных районах мира, и о мерах укрепления доверия.