4. Речь Рейгана выходит далеко за рамки проблемы ограничения вооружений и носит характер общеполитического заявления по вопросам отношений с СССР. Она пропитана грубой концентрированной враждебностью к СССР, к социализму.

5. В целом в речи нет никаких признаков готовности вести дела с СССР на равных или для начала хотя бы к созданию атмосферы, более или менее благоприятствующей нормализации отношений с нами. Наоборот, в речи господствует тот мотив, что СССР должен быть оттеснен с занимаемых им позиций на международной арене и фактически перестать быть великой мировой державой. Такой статус Рейган хотел бы оставить только за США.

6. Что касается выраженного Рейганом согласия приступить, наконец к переговорам с нами по вопросам ограничения стратегических вооружений, то сам по себе этот факт имеет положительное значение как показатель действенности наших усилий в этом направлении и роста антивоенных настроений в США и Западной Европе. Предлагаемые сроки и место начала переговоров — конец июля в Женеве — можно принять.

После обсуждения этой записки на заседании Политбюро было решено, что ее положения должны служить „нашей направляющей линией в связи с выступлением президента Рейгана 9 мая 1982 года".

Одновременно решено было дать ответ на сделанное мне Хейгом, по поручению президента, разъяснение по вопросу о встрече на высшем уровне. 25 мая я сообщил Стесселу, что в Москве приняли к сведению разъяснение Хейга. Как понимает советское руководство, президент Рейган также считает целесообразным проведение обстоятельной, полномасштабной, тщательно подготовленной встречи. Соображения советской стороны насчет места и времени такой встречи американской стороне известны, так что следующее слово за ней.

Стессел сказал, что они сейчас рассматривают эти соображения. Тем временем Хейг приветствовал бы встречу с Громыко во время специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН.

Я заявил ему, что советская сторона не может согласиться с утверждениями, будто бы предложения США по существу проблемы ОСВ, как они изложены в речи президента 9 мая, носят реалистический характер и годны как предмет переговоров. Он ответил лишь, что американская сторона готова „очень внимательно" рассмотреть все предложения, которые внесет на переговорах СССР.

Мы предложили начать переговоры 29 июня. Делегацию СССР возглавил посол В.Карпов. Американскую делегацию — генерал Роуни.

Однако эти переговоры быстро зашли в тупик. Советская сторона стремилась строить новое соглашение по ограничению стратегических вооружений на основе соглашения по ОСВ-2. Она пыталась, по существу, договориться о соглашении по ОСВ-3 путем существенных сокращений уровней ОСВ-2. Администрация Рейгана сознательно игнорировала ограничения, установленные договором об ОСВ-2 и явившиеся результатом трудных семилетних переговоров. США настаивали на более глубоких сокращениях, хотя и при формально равных общих уровнях, но составленных таким образом, что они подрывали сердцевину советских стратегических сил, ибо требовали сокращения двух третей советских тяжелых ракет. Больше того, продолжалась бы планировавшаяся радикальная модернизация американских стратегических сил (бомбардировщик „Б-1", более мощные ракеты „МХ" с разделяющимися боеголовками, новые подводные лодки класса „Огайо" и т. п.).

Хотя впоследствии обе стороны и вносили некоторые изменения в свои позиции, но разрыв между ними не уменьшался.

В пятницу вечером, 25 июня, я встретился с Хейгом для передачи послания Брежнева Рейгану. Оно касалось продолжавшихся военных акций Израиля в Ливане.

Наша встреча состоялась в необычных условиях: спустя три часа после того, как Рейган объявил о принятии им отставки Хейга, и спустя час после заявления самого Хейга на пресс-конференции о своей отставке.

Надо сказать, что, как только получил указание из Москвы передать послание Брежнева, я, как обычно, сразу связался с Хейгом, который и назначил мне встречу с ним в тот же день, к вечеру. Судя по всему, в момент нашей утренней договоренности о встрече вопрос об отставке Хейга не стоял. Она последовала — по времени — после заседания днем в Белом доме Совета национальной безопасности, на котором были и Рейган, и Хейг, и основные помощники президента.

Однако Хейг не стал отменять встречу со мной.

Когда я вошел к нему, он был сильно возбужден.

Я передал ему послание Брежнева, в нем содержался призыв к США принять „необходимые меры, чтобы образумить Тель-Авив, заставить его встать на путь выполнения решений Совета Безопасности ООН". Хейг ограничился словами, что перешлет это послание президенту, который отбыл на отдых в Кэмп-Дэвид. Он был явно не расположен обсуждать деловые вопросы.

Затем он стал подробно говорить о причинах своей отставки, когда я поинтересовался, чем было вызвано это его неожиданное решение (встреча с ним была на этот раз один на один).